Женщина не моих снов
Шрифт:
– Бумаги готовы, сэр, – сообщил я хозяину кабинета.
– Отлично, сэр. Выпьем кофе и примемся за работу.
Хорошее расположение духа вернулось к Рэю. Он поставил чашки на стол и отправился кормить рыбок.
– Умоляю тебя, Брайан – ничего не трогай на столе, – бросил он через плечо. – Порядок меня нервирует.
– У тебя тут полно ненужных вещей! Черновики столетней давности, «Плейбой», арабский разговорник, пустые сигаретные пачки, стружки от карандашей… а это еще что такое? – Я достал из кучи бумаг знакомый мне блокнотный листок с номером телефона Роуз.
Рэй подошел ко мне и внимательно изучил листок, зажав его между
– Это ты принес, – заявил он.
– Может, это попало сюда случайно? Давай-ка проверим! – Я взял со стола сотовый телефон Рэя. – Ты опять поменял аппарат? Сколько можно! Где тут телефонная книга?
– Сейчас же верни на место! – потребовал Рэй. – Что за привычка – копаться в чужих вещах!
– Садись. Кофе стынет.
Рэй присел у стола и вытянул ноги.– Какой ужасный день, – простонал он.– Неужели впереди выходные? Слушай, я не видел тебя две недели. Ты подозрительно напоминаешь наркомана в ломке.
– Да, это не так легко, как я думал.
– Уж знаю. Ник работал как египетский раб.
Рэй расправил манжеты, критически оглядел ногти (может, порядок в кабинете его нервировал, но к своей внешности он относился очень трепетно) и принялся крутить на пальце свой перстень. Эту драгоценную вещь – агат и темное иранское золото – ему подарил отец Надьи, человек богатый и щедрый. Сначала он пришел в бешенство, узнав о том, что за его дочерью ухаживает американец, причем наполовину русский, а наполовину – поляк. Рэю понадобилось все его обаяние и мужество для того, чтобы поспорить с вековыми традициями. И совершить невозможное ему удалось.
Перстень символизировал расположение и доверие. Рэю было предложено выбрать из семи сестер Надьи еще двух, но он с благодарностью отказался. Исходя из мусульманских традиций, статус жен должен быть равным. А тогда Рэй не мог позволить себе купить каждой жене по шубе, машине и квартире.
Работать жене он не позволял, равно как и заниматься хозяйством. У счастливой женщины была своя кредитная карта, целый шкаф одежды, новенький джип, личный тренер по фитнессу, личный массажист и личный косметолог. Никто бы не посмел дать Надье тридцать пять – она была молодой женщиной с лицом и телом двадцатилетней девушки и не знала, что такое пластические операции и краска для волос. Надья писала докторскую диссертацию по истории Ближнего Востока, готовила великолепные статьи (на это Рэй дал свое согласие – он считал, что научная работа его жену не утомит) и воспитывала двух чудесных малышей – Саида и Дауда. Оба были похожи и на мать, и на отца, и я не сомневался что от Рэя они получили не только синие глаза, но и гены любителя женщин.
– Как поживает будущая мама? – спросил я.
– Знаешь, мне кажется, у нее будет девочка.
– Почему ты так решил?
– У нее другое лицо. И совсем другой запах. И отличное настроение. Раньше ее мутило, она не вылезала из постели, у нее не было аппетита. А теперь она крутится, как белка в колесе, энергии полно. И постоянно меня донимает. А я прихожу домой уставший, как черт.
– Да, неудобно. А как же супружеский долг?
Рэй сделал глоток кофе и вернул чашку на блюдце.– На данный момент моему долгу почти тринадцать недель. А ей все мало! То есть, я не против, не подумай, но всему есть
– Конечно.
– Если бы ты встретил ее на улице, но не знал, что это моя жена, ты бы к ней подошел?
Я задумчиво пожал плечами.– Думаю, что подошел бы.
– И что было бы потом?
В глазах Рэя появился недобрый огонек, и я решил, что продолжать разговор не стоит.
– Ответь мне, Брайан. Я хочу это услышать.
– Какая муха тебя укусила, Рэй? Ты мне сейчас глаза выцарапаешь. Может, успокоишься?
– Извини. Последнее время я сам не свой. Ничего личного, честное слово.
– Если ты так волнуешься, то купи ей паранджу.
– К каждому платью? Ты что, разорить меня хочешь? Ладно, давай примемся за отчеты. Я хочу вернуться домой к ужину.
… Я проспал больше двенадцати часов и заставил себя вылезти из постели только под вечер. За эти две недели я понял, что сон – это одна из самых чудесных земных радостей.
Первым делом я отправился проверить, все ли в порядке с котятами. Они лежали в отдельной корзине, которую я приобрел специально для них. Четыре крошечных существа, которые пока что умели только чуть слышно пищать. Котята прижались друг к другу, сохраняя тепло, а мама дремала на ковре рядом. Услышав мои шаги, она подняла голову и угрожающе зашипела. Приближаться к ней было опасно. Я знал не по наслышке, на что способна кошка, которая защищает своих детенышей.
Переводя взгляд с миски со свежим молоком на меня, кошка ждала. Когда я сел за стол и закурил, она принялась пить молоко, оглядываясь на ворочавщихся малышей.
… Сначала Мадену я не узнал. Она поменяла прическу, а от простой дешевой одежды не осталось и следа – на ней было шелковое платье темно-зеленого цвета и туфли на таком каблуке, что я начал опасаться за сохранность ее ног и головы.
Мадена не оставляла впечатления женщины, которая перед свиданием мучается вопросом «что надеть». Об этом я думал час назад, изучая свой шкаф на предмет чего-либо подходящего. Что там говорить – одежды у меня было много. Человеку, который большую часть времени носит деловой костюм, совсем не обязательно иметь в гардеробе такое количество шелковых рубашек и давно вышедших из моды (которая меня, понятное дело, совсем не интересовала) брюк. Об этом «слишком» я никогда не думал – у меня не было сомнений в том, что большое количество одежды облегчает выбор. Сегодня я в этом усомнился. Я поменял с десяток рубашек, проклял себя за дурацкое поведение и взял одиннадцатую. Это оказалась та рубашка, которую я надевал в театр.
– Добрый вечер, – поздоровалась Мадена.
– Ты великолепно выглядишь. Я тебя не узнал.
Мадена посмотрела на меня.– Я скучала. Знаешь?
– И я. Мне тебя не хватало.
Я взял ее руку и поцеловал пальцы.– Куда мы поедем? – задала Мадена очередной вопрос.
– В кино. Хочешь?
– Хочу! А что мы будем смотреть?
– Как что? – спросил я, выруливая на дорогу. – «Шрек-2», разумеется. Только не говори, что ты его уже видела. Я не поверю.