Женщина-отгадка (сборник)
Шрифт:
Он рассмеялся:
– Ну, просто пообщаемся, посидим в кафе. Вы любите суши?
– Наверное, – пробормотала она.
И они стали обсуждать место встречи.
– Только давайте не у памятников, глупо как-то в нашем возрасте. – А потом усмехнулась: – А вы вообще меня узнаете?
Ерунда какая-то! Она села в кресло и долго сидела, хотя дел было по горло. «Ерунда!» – повторила она. Нет, полная глупость. Надо сейчас же позвонить ему и отказаться, что-нибудь придумать. К чему это все? Полный бред.
Она
А ночью, когда бессонница, извечная спутница, опять начала ее крутить и выламывать, сказала себе: «Да черт с ним, пойду схожу, что, в конце концов, потеряю? Не девственность, точно. Просто проведу время».
Утром замотала свои богатые волосы в тяжелую, гладкую «ракушку», неярко подкрасила губы, надела в уши крупные жемчужины – бижутерия, конечно, но жемчуг очень шел к ее смуглой коже и темным блестящим волосам.
Серая узкая юбка, черный свитер, черные сапоги, нитка все того же жемчуга на шею. Критически осмотрела себя в зеркало: да, немного тщательно, но вполне себе стильно. Впрочем, стиль у нее был всегда. «А вы еще, дамочка, вполне ничего», – подмигнула она своему отражению.
Встретились в центре. Он стоял у Главпочтамта и держал в руке три желтые розы.
«Глупо! – подумала она. – Это в нашем-то возрасте. Какой-то дурацкий намек на возможность чего-то. Очень даже глупо. Свиданка, блин. Ну и как реагировать?»
Она подошла к нему и сказала: «Привет».
Он протянул ей розы, и она усмехнулась. Оба определенно были смущены.
– Я страшно голоден, а вы?
Она пожала плечами. Потом они сидели на втором этаже японского ресторана у стеклянной стены, и внизу растекалась огнями реклам и витрин красавица Тверская.
Болтали – обо всем и ни о чем. Обычный треп, впрочем, даже приятный. Он сидел напротив нее, подливал сладкое сливовое вино, задерживал взгляд на ее лице, и она почему-то смущалась, как подросток.
«А он вполне, вполне, – думала она. – И внешне радует глаз, ухоженный такой мужичок, подтянутый, красивые крупные руки. Словоохотлив в меру, вроде бы не зануда, ничего откровенно дурного не несет, и юмор такой невязкий, интеллигентный такой юмор».
Они вышли на улицу и, завороженные, остановились: с неба падал крупный и мягкий снег, который искрился всеми цветами в ярком свете мигающих реклам и ложился рыхлыми гроздьями на головы, плечи, козырьки парадных и влажную, раскисшую мостовую.
– Господи, какая красота! Просто сказка какая-то! – взволнованно пробормотала она.
Он взял ее за руку и посмотрел в глаза. Потом обнял за плечи, притянул к себе. Стефа прижалась лицом к влажной ткани его куртки и закрыла глаза.
«Идиотизм», –
– Поедем? – спросил он.
Она стряхнула с себя наваждение.
– Куда?
Он улыбнулся:
– Доверься мне!
– О как! – усмехнулась она. И с сомнением спросила: – А стоит?
Он кивнул:
– Не сомневайся.
Она вздохнула и пожала плечом.
В машине они молчали, а по радио хрустальным голосом пела бесподобная и невыразимо печальная Анна Герман.
– Это все из тех лет, – сказала она. – Впрочем, как и мы сами.
Он посмотрел на нее:
– Вот это точно не повод для расстройства.
– Это реальность, – грустно сказала она. – И было бы глупо этого не замечать.
– Смотря как к этому относиться, – не согласился он.
– Как ни относись, а довольно глупо делать вид, что еще многое возможно и подвластно. Всему, знаешь ли, свое время. – Она вздохнула и закурила.
– Ты увидишь, что все это не так, – тихо сказал он.
Она рассмеялась:
– Оптимизм в нашем возрасте – это почти диагноз.
Они въехали в плохо освещенный двор где-то в районе «Динамо», он открыл дверь машины и подал ей руку. А потом опять обнял ее.
Она слегка отодвинулась и внимательно посмотрела на него. Что ж, если я приняла эти правила игры, то нечего выпендриваться. Будем делать вид, что для меня это рядовая ситуация. Господи, только бы не упасть, как дрожат ноги!
Он долго возился с ключами, и она поняла, что это не его квартира. Они вошли в сумрак прихожей, и он нащупал кнопку выключателя. Она огляделась: это была типовая однокомнатная квартира, явно убежище холостяка.
– А ты предусмотрительный, – усмехнулась она.
– Это квартира брата, – ответил он. – Брат месяцами торчит в Новосибирске, у него дела.
– А ты, как я понимаю, поливаешь цветы, – с сарказмом бросила она.
Они прошли на кухню, и он налил в чайник воды. Она смотрела на него и думала: «А он, наверное, ходок еще будь здоров. А что, такие мужики еще о-го-го как в цене. Только зачем ему я? Наверняка может рассчитывать на кое-что и посвежее, и получше. Например, на разведенку лет тридцати пяти».
Они долго пили чай, пытаясь скрыть возникшую неловкость, а потом она поднялась со стула и сказала:
– Ну, мне пора. Ты едешь или останешься здесь?
– Я отвезу тебя, – ответил он.
В коридоре он подал ей пальто, а потом порывисто и отчаянно прижал к себе и поцеловал в плотно сжатые губы.
– Не ведаем, что творим, – пробормотала она и обняла его за шею.
Господи, а ей казалось, что она уже все и давно знает про эту жизнь. Что вряд ли ее можно чем-то удивить, а тем паче потрясти.