Женщина-призрак
Шрифт:
Глава 14
Десятый день перед казнью. Девушка
На листке бумаги, который дал ей Барчесс, значилось: «Клифф Мильбурн, музыкант, последний сезон — театр-казино.
Постоянная работа — театр „Риджент“». И. два телефонных номера. Один — ближайшего полицейского участка, другой — его собственный домашний телефон, на случай, если он внезапно ей понадобится.
— Я не могу посоветовать вам, как к нему подступиться, — сказал он ей. — Вы сами должны сообразить. Возможно, ваш собственный инстинкт подскажет, что делать, лучше,
Сейчас она шла своим путем. Он начинался от зеркала в ее комнате. Это — единственный путь, который она сумела найти. Чистый и невинный вид исчез. Волосы были растрепаны. Голову украшала немыслимая прическа, напоминающая металлический шлем. Исчезли также молодые красивые руки. Вместо них из рукавов торчало нечто ужасное, что пугало даже ее. На щеках появились два огромных красных круга, напоминающих стоп-сигналы, но их яркость имела противоположную цель: не останавливать, а привлекать к себе. На шее висела нитка бус. Носовой платок, отороченный широким кружевом, был пропитан каким-то ядовитым снадобьем, запах которого заставил ее отвернуться, и она торопливо сунула его в сумку. Веки она накрасила ядовито-голубой краской, которой никогда раньше не пользовалась.
Скотт Гендерсон смотрел на нее с фотографии, и ей было перед ним немного стыдно.
— Ты не узнаешь меня, дорогой, — пробормотала она смущенно. — Не смотри на меня, дорогой, не надо.
Наконец осталось сделать последние штрихи. Она надела оранжевые подвязки и укрепила их так, чтобы они были видны. Теперь вроде бы все.
Она быстро повернулась. Его Девушка не могла так выглядеть, нет, это — не его Девушка. Она пойдет по улицам, и вряд ли кто-нибудь узнает ее. Только тот, кто очень хорошо знает ее. Он узнает ее с первого взгляда. Когда она дошла до двери, то повторила, как молитву, слова, которые твердила теперь каждый день, начиная действовать:
— Может быть, сегодня вечером, дорогой, — прошептала она. — Может быть, сегодня вечером.
Она выключила свет и закрыла за собой дверь, и он остался в комнате один.
Когда она вышла из такси, рекламные огни уже горели, но тротуар был еще пуст. Она и хотела попасть сюда пораньше. Она не знала одного: что будут играть, да ей это было безразлично. На афишах было написано: «Продолжение танцев». Она подошла к кассе:
— Для меня на сегодня оставлен билет. Я— Милли Гордон. Первый ряд в проходе у оркестра.
Она ждала этого момента несколько дней. Потому что дело заключалось не в том, чтобы увидеть представление, а в том, чтобы быть увиденной самой. Она достала деньги и заплатила за билет.
— Вы уверены, что это именно то место? Что я буду сидеть рядом с ударником?
— Конечно, я специально отложил этот билет для нас. — Кассир подмигнул ей. — Везет же этому парню. Видимо, вы много думаете о нем. Вот счастливчик!
— Вы не понимаете: дело не в нем лично. Я даже не знаю его. Ну, как я могу объяснить? У каждого из нас есть свое хобби. Мне очень хотелось быть ударником. Каждый раз, когда я бываю в театре, я сажусь поближе к ударнику и наблюдаю за его игрой.
— Ну, я-то не собираюсь смеяться над вами.
Она прошла внутрь. Билетер только что занял свое место. Капельдинер только что появился. В зале она была первой зрительницей.
Она сидела одна, маленькая золотоволосая фигурка в огромном пустом зале. Сбоку и со спины она выглядела вполне обычно, а вся безвкусица, которой она себя разукрасила, была видна лишь спереди и предназначалась для одного-единственного человека.
Места в зале постепенно начали заполняться, все чаще хлопали сиденья. В зале стоял легкий шум, обычно сопутствующий началу представления. Она смотрела в одном направлении: на маленькую дверь, которая находилась напротив нее.
Вскоре эта дверь открылась, и музыканты стали занимать свои места. Она не знала его в лицо и с любопытством разглядывала каждого, ожидая того, кто займет место ударника.
Она опустила голову и, казалось, погрузилась в изучение программки, лежащей у нее на коленях. Но исподлобья она внимательно следила за оркестрантами. — Где же он? Этот занял место кларнетиста. Может, этот? У него лицо злодея. Она с облегчением вздохнула, когда он не занял место ударника.
Их становилось все больше. Неожиданно она почувствовала беспокойство. Вот и последний закрыл за собой дверь. Все расселись по местам. Даже дирижер встал у пульта. А место, ударника оставалось свободным.
«Может быть, он уволился? Нет, потому что в этом случае они нашли бы замену. Может, он заболел и не сможет сегодня играть? Надо же, чтобы это случилось именно сегодня! Может быть, он каждый вечер приходил, а сегодня — нет. Она не сможет всегда занимать именно это место. Дела в театре идут успешно, и все билеты проданы. И долго ждать нельзя! Время рассчитано очень точно, и его осталось так мало!»
Она слышала, как они переговариваются вполголоса. Она была достаточно близко от них, чтобы слышать все, что они говорили.
— Видел ты когда-нибудь такого человека? По-моему, у него было достаточно времени с начала сезона. Мне он не нравится.
— Может, он гоняется за какой-нибудь блондинкой и забыл все на свете? — сказал саксофонист.
— Трудно быть хорошим ударником, — шутливо заметил его сосед.
— Совсем нетрудно.
Она невидящим взглядом уставилась в программку. Тело ее напряглось. Ирония заключалась в том, что весь оркестр не отказался бы прийти ей на помощь, но реально помочь мог лишь один-единственный человек.
«Это такое же „везение“, как в ту ночь, когда бедный Скотт…» — подумала она.
Наступила тишина. Все музыканты сидели на своих местах, приготовив партитуры. Когда она уже потеряла всякую надежду и примирилась с мыслью, что ей не повезло, дверь снова открылась и тут же закрылась, пропустив фигуру, которая торопливо двинулась к свободному месту, стараясь не привлекать внимания дирижера. С первого взгляда он показался ей похожим на грызуна, и она даже удивилась сходству. Дирижер зашипел на него. Тот нисколько не смутился.