Женщина с берега
Шрифт:
— Мы будем ориентироваться по солнцу и по деревьям.
— Солнца в чаще не видно, и ветры туда не долетают, так что на стволах деревьев нет никаких следов. Его жена встала и, обращаясь к своему мужу, произнесла на диалекте, который никто из присутствующих толком не понимал, ведь это был один из самых трудных диалектов в Швеции:
— Снова начался дождь, пойду-ка я схожу в хлев.
Муж кивнул, и она ушла. Никто из приезжих не понял ни слова.
После ее ухода на некоторое время воцарилось молчание. Дидерик Сверд потянулся, сидя за столом. Его ноги высохли и согрелись возле печки и снова
Дидерика клонило в сон от резкого, брюзгливого голоса священника, звучавшего у него над ухом.
— Так какая же опасность подстерегает там людей? — спросил тот.
Крестьянин внимательно посмотрел на него и сказал:
— Разве вы никогда не слышали о девственницах Варгабю?
— Нет, а что это такое? — с усмешкой спросил Дидерик Сверд. — Слово «девственница» меня очень привлекает, надо сказать. Они молоденькие и хорошенькие?
— Если вам дорога жизнь, вам следует держаться подальше от этих дев. Они не предназначены для земных мужчин.
— Стало быть, они годятся лишь для троллей и леших?
— Возможно. А может быть и нет. Варгабю существует и поныне, а стало быть — и эти девы. Но ни один разумный человек добровольно не отправится туда.
Священник недоверчиво засопел носом.
— Нет, на сегодня хватит! Давайте-ка поговорим начистоту. Есть ли в чаще леса селение или нет?
— Кое-где видны горные пастбища, — уклончиво произнес крестьянин. — Возможно, там есть и селение…
— Ты бывал там? — спросил королевский посланник.
— Я видел его. Оно очень красиво. Со всех сторон лес…
— Оно большое?
— Нет, восемь-десять дворов всего лишь.
— Наверняка дома там скверные. Ты знаешь кого-нибудь из тех жителей?
— Нет. Услышав наш диалект, вы должны были понять, что деревни здесь совершенно изолированы одна от другой.
— Хорошо, и что же, в таком случае, тут дурного?
Крестьянин не спеша уселся на скамью. Пламя печки освещало время от времени красивый резной шкаф местной работы, деревянные лари и деревянные ведра с крышками, стоящие вдоль стен, спальные скамьи по углам. Дом зажиточного крестьянина.
— Это всего лишь предание, — неторопливо начал он. — Но мы относимся к нему с почтением.
— Давайте послушаем, — сказал Дидерик Сверд, и презрительная усмешка в его голосе не скрылась от крестьянина.
Чуть поодаль, в полутьме, сидел их молчаливый спутник. Его молчание подчеркивало его подчиненное положение; а еще больше — презрительное отношение к нему со стороны Дидерика Сверда.
Крестьянин начал:
— Это случилось, когда жителей местных долин стали обращать в христианство. Надо вам сказать, что крестьяне добровольно не шли на это. Вера в языческих богов по-прежнему процветала в глухих деревушках.
— Могу себе представить, — с презрительной гримасой заметил священник».
Андре задумался: в этом предании содержалось еще одно предание! И оно уходило вглубь времен. Интересно, чем все это закончится. Андре уже начало разбирать любопытство по поводу этого Варгабю.
«— И вот посланники Господа прибыли в Варгабю, — продолжал крестьянин, — где язычество процветало, как нигде.
Вошедшая жена крестьянина услышала последние слова и, отвернувшись, сказала:
— Уфф, и охота вам говорить об этом, святой отец?
— Мы должны разобраться во всем, — сухо ответил священник. — Это должно быть происходило в 1100 — 1200-х годах, насколько я понимаю. Мне известно, что такие глухие места, как Даларна и Херьедален, долго сопротивлялись введению христианства. Тупоголовые язычники!
— Что было, то было, — миролюбиво заметил крестьянин. — Во всяком случае, здесь процветало что-то вроде феодального права: одному крестьянину принадлежала почти вся деревня, а остальные подчинялись ему, словно рабы. Звали того крестьянина Врет Йоар Йонссон. Он был могущественным человеком. Его суровое, словно выточенное из камня лицо обрамляли торчащие во все стороны волосы и густая борода. Врет Йоар Йонссон имел один порок — или страсть: он любил девственниц.
— Кто же их не любит? — усмехнулся Дидерик.
— Но Врет Йоар любил их по-своему. Он приносил их в жертву языческим богам. Фрейе, богине плодородия, или же Фрею.
— Что-что? Приносил в жертву?
— Это так же верно, как и то, что я сижу здесь! Ежегодно он приносил на алтарь жертву, ежегодно погибала какая-нибудь девственница.
— Но это же ужасно! — воскликнул священник.
— Еще бы! Сам он не способен был обладать женщиной, поэтому и приносил богам жертвы, чтобы те вернули ему утраченную мужскую силу».
«И это писала женщина в 1800-х годах! — подумал Андре. — Она должна была быть сильной личностью, эта Герд, мать Петры!»
Он зажег свечу и продолжал читать в сумерках.
«— Этого не может быть, селянин, — сказал священник. — Такое происходило в бронзовом веке, но не в наше время.
— Вы слышали наш язык и с трудом его понимаете. А ведь мы живем по берегам реки и имеем друг с другом какой-то контакт. Что же говорить тогда о затерянных в лесах деревушках, изолированных друг от друга целые столетия? Современные обычаи и вера с большим трудом проникают в леса и долины Эльвдалена. Деревушки отрезаны друг от друга. И вряд ли их население знает, что где-то за дремучими лесами существует другой мир. Они не знают даже, кто их ближайший сосед. И даже сегодня, в 1700-х годах, Варгабю и другие маленькие деревушки в лесной глуши отрезаны от человеческого сообщества. И на почве этой отгороженности от мира процветают всякие злодейские ритуалы.
Дидерик задумчиво произнес:
— Все это можно понять. Но ведь деревушка-то была такой маленькой? Откуда же у Врета Йоара появлялось столько девственниц?
— О, их не так уж и много. Он устраивал свои жертвоприношения в течение каких-то четырех-пяти лет, и все это очень плохо кончилось.
— И чем же это кончилось?
— Нужно ли говорить, что Врета Йоара Йонссона все ненавидели? Ненавидели, но еще больше — боялись. Когда он был еще в состоянии обладать женщиной, у него родился сын, унаследовавший от него его склонности. Каждая девственница, появлявшаяся в деревне, должна была приноситься в жертву…