Женщина с берега
Шрифт:
Андре оказался в квартале трущоб, ему стало не по себе: если отец Петры…
Но дом находился не здесь. Если только адрес оказался правильным, это был небольшой, но относительно благоустроенный домик, по виду не напоминавший трущобы.
Пару раз глубоко вздохнув, он стукнул дверным молотком.
Он слышал, как за забором играли дети и как смолкли их голоса.
Потом послышались торопливые шаги и кто-то с явным трудом отворил ворота.
Пятеро детей с любопытством уставились на него.
— Добрый день, — вежливо произнес он. — Не живет ли здесь человек, которого зовут Ола или Ула?
Дети еще более пристально уставились на него.
В доме открылась дверь и какая-то женщина крикнула:
— В чем дело, дети? Кто там пришел?
Они нехотя пропустили Андре за ворота, и он подошел к двери, возле которой стояла женщина с растрепанными волосами и ведром помоев в руках.
Он вежливо повторил свой вопрос.
— Ола? Здесь нет никакой Олы, — сердито ответила она. — И никакого Уле.
— И здесь никогда не жил человек с таким именем?
Женщина нахмурилась. Несмотря на худобу и бедность, она явно почитала для себя за честь блюсти в доме чистоту, поэтому решительно произнесла:
— Жил, но это было давно.
— Должно быть, это было…
Андре быстро прикинул в уме, когда это могло быть. Когда отец Петры мог выгнать ее из дома? В 1899 году ей было семнадцать, нет, девятнадцать лет. Если она родила первого ребенка двумя годами раньше… Господи, если бы ей было тогда семнадцать, что вполне могло было быть, значит, она родила первого ребенка в пятнадцать лет, а зачала в четырнадцать… Нет, этого не может быть, конечно же, Петре было девятнадцать, когда ее встретила Ванья!
Отбросив все побочные соображения, он приступил прямо к делу.
— Это должно было быть примерно в 1897 году, — сказал он.
— Похоже, что это так, — ответила женщина. — Здесь жил какой-то Уле Кнудсен, но я здесь тогда еще не жила.
— И где… он теперь?
— Он умер.
«Черт возьми!» — подумал Андре, но вслух сказал:
— А его семья?
— Я не знаю. Подождите-ка немного!
Она крикнула кому-то, находящемуся в доме:
— У Уле Кнудсена была семья? Из дома послышался слабый, тоненький голосок. Женщина, стоящая в дверях, «перевела»:
— Моя мать говорит, что у него была одна дочь. Но с ней случилось несчастье.
«Спасибо, мне это известно», — подумал Андре и спросил:
— Она была у него единственным ребенком? Новый вопрос, мгновенный ответ из дома. Повернувшись к Андре, женщина сказала:
— Мать говорит, что у него был еще и сын. Он умер от мыта.
Что это еще за болезнь такая? Андре думал, что мыт бывает только у лошадей.
— Он был уже взрослым?
Последовал новый обмен репликами между дочерью и матерью.
— Нет, бедняге было всего лишь шестнадцать.
Андре никак не осмеливался спросить, были ли у Уле Кнудсена братья и сестры. Его источник информации начинал уже приходить в раздражение. Поэтому он вынул кошелек и дал женщине грош за «бесценные пояснения», как он сам выразился. Теперь он мог спросить у нее что-то еще, поскольку вид у женщины стал более приветливым. Но он решил отложить это напоследок, попросив разрешения вернуться снова, если ему понадобятся еще какие-то сведения. Она подтвердила свое согласие на это кивком головы.
Дети, вертевшиеся вокруг него, наперегонки побежали к воротам, чтобы открыть их. Он дал каждому по мелкой монетке.
В этом дворе он оставил о себе хорошее мнение.
На сегодня с него было достаточно. Вернувшись в отель, он составил список мероприятий на следующий день и пораньше лег спать. Тело его все еще ныло от длительной езды, и он немедленно уснул.
Нетта Микальсруд открыла дверь своей маленькой квартирки. Как всегда, в нос ей ударил спертый воздух. Последние тридцать лет она жила здесь вдвоем с матерью. Но теперь мать умерла, и Нетта осталась одна.
Собственно говоря, ее звали Антонетта, но ей никогда не нравилось это имя. Поэтому когда ее в детстве стали называть Неттой, она была благодарна за это.
Она была красивым и избалованным ребенком. После смерти отца мать настолько оказалась привязанной к своей единственной дочери, что душила все ее мечты о молодых поклонниках.
Материальное положение двух одиноких дам было катастрофическим. Что-то надо было предпринимать, и Нетта нашла себе скромное место посыльной в коммунальном правлении. Мать была, конечно, в истерике: девушка из хорошей семьи не должна была работать, тем более — на такой жалкой должности. И что будет делать она, мать, когда Нетта станет уходить на весь день из дома?
Работать по дому, — решительно ответила молодая девушка. Ведь должен же кто-то этим заниматься. Разве не делала это до сего времени Нетта? Может быть, ее мать пойдет куда-то зарабатывать деньги? Нет, нет, в ужасе отвечала пожилая женщина. Как ей могли придти в голову подобные мысли?
Со временем все наладилось. Нетта была толковой и способной, она была пригодна не только для того, чтобы бегать по мелким поручениям и варить кофе служащим коммунального правления. Она получила повышение по службе, и мать была просто потрясена ее заработками.
Шли годы. Нетта преуспевала. Мать умерла.
И настал день, когда Нетта вдруг обнаружила, какой пустой была ее жизнь.
Она задумчиво сняла шляпу, украшенную гроздью искусственных вишен. Впервые за много лет она внимательно посмотрела на себя в зеркало.
Она выглядела ужасающе старой со своим висящим на шнурке лорнетом! Уж лучше бы она носила его в карманном футляре. А волосы…
Она осторожно распустила их по плечам, высвободила шею из тугого, высокого воротника.
Вид у нее был просто плачевный! Стареющая женщина, совершенно лишенная шарма!