Женщина с глазами кошки
Шрифт:
— …Какая-то она странная…
— Это ее личное дело, но я согласна, странная.
Одноклассники говорят обо мне. Я стою в кабинке туалета и слушаю, как мне перемывают кости.
— Ты заметила, она ни с кем не общается.
— А вчера едва не ударила Пегги, когда та у нее что-то спросила.
— А ты заметила, что…
Разговор утянулся за дверь, я вымыла руки и пошла следом.
— Мисс Величко, пожалуйста, зайдите ко мне, — зовет меня Диана Броуди, психолог. Толстая, в очках, улыбается, как крокодил.
Захожу.
— Я наблюдала за вами два месяца…
Неужели я здесь только
— И считаю, вам нужна помощь. Не хотите об этом поговорить?
— О чем?
— Вы никак не адаптируетесь, потому что не прилагаете никаких усилий. Вам следует…
Никто не будет мне указывать, что мне следует, а чего не следует делать. А тем более — такая толстая уродина. Поэтому я абстрагируюсь от нее. Я это умею — не слышать, что мне говорят. Словно в голове у меня переключатель: щелк! — и все, я наедине с собой, а весь мир пусть выклевывает себе печень, пытаясь достучаться до меня. Я ни о чем не хочу говорить, тем более с Дианой Броуди. Я и сама в состоянии разобраться, каким макаром из имени Маргарет получается Пегги, с какого перепугу психолог лезет ко мне с вопросами и почему я кажусь всем странной. Только я не хочу ни с кем об этом говорить. И ни о чем вообще. Я ушла от всех и хлопнула дверью.
— Тори, ты понимаешь меня?
— Да.
— Тогда давай договоримся: ты будешь приходить ко мне каждый вторник после уроков.
— Зачем?
— Чтобы я могла помочь тебе адаптироваться.
— Это лишнее, у меня все в порядке.
Я беру сумку с книгами, иду к двери и слышу:
— Думаю, твоя бабушка будет недовольна…
— Миссис Левин не моя бабушка.
В машине я молчу. Это теперь у нас с Питером такая игра — молчать. Мы просто время от времени встречаемся взглядом в зеркале заднего вида, но все время молчим. И только утром, высадив меня у школы, он говорит мне «Удачи!», а я упрямо хлопаю дверцей машины.
Но сегодня что-то изменилось, Питер вдруг открывает рот.
— Миссис Левин сегодня очень сердита, мэм.
Я молчу. Миссис Левин всегда сердита, мне плевать на это.
— Сара сказала, что звонила какая-то Диана Броуди. Мэм, вы меня слышите? Сара сказала…
— И что с того?
— Думаю, дома вас ждут неприятности.
— Например, какие? Меня будут бить, посадят на хлеб и воду или запрут в подвале вместе со скелетами других бедных родственников?
— Что вы! — Питер даже притормозил, и машина остановилась. — Нет, как вы… А, понял, это такая шутка. Просто я решил, что вы должны знать.
— Почему?
— Потому что… мне кажется…
— Что?
Он наконец поворачивается ко мне. Наши глаза встречаются. Что-то я пропустила в своей картине мира. Например, Питера.
— Скажи мне, Питер.
— Мне кажется, вы здесь не слишком счастливы. Сара говорит, что…
— Мне безразлично, что говорит Сара. Почему тебяэто беспокоит?
— Я… я просто решил…
Его взгляд становится несчастным. Меня это забавляет.
— Сначала нам сказали, что приедут родственники из коммунистической России, а мы не любим коммунистов. Нет, мэм, совсем не любим. Мы знаем, что в России нет больше коммунистов, но не так просто исправить мысли. А потом приехали вы. Сара рассказывала, что вы не молитесь,
— Вот как? Что ж, спасибо, Питер. И что мне теперь делать? Как ты думаешь?
— Я?! Я… не знаю, мэм. Я просто водитель и…
Все ясно. Он не ожидал, что я спрошу совета. Не думал, что мне интересно его мнение, потому что Питер — просто водитель.
Мы снова двигаемся в путь и снова молчим. Только бархатные глаза у темнокожего парня несчастные и сочувствующие, а мне отчего-то хочется плакать, потому что среди картонных человечков с фальшивыми улыбками вдруг проглянуло живое лицо.
— Я думаю, вам не надо спорить с хозяйкой, мэм.
— Что?
Надо же, а ведь я даже не допускала, что Питер всю дорогу думал, как мне помочь. Что ж, интересно послушать.
— Я о вашем вопросе. Хозяйка не злая, но не любит, когда ей возражают.
— И терпеть меня не может.
— Наверное. Я не знаю почему, но похоже на то. Сара говорит, что…
— Что меня все терпеть не могут.
— Да. Но я не согласен. Просто должно пройти какое-то время. У людей есть глаза, каждый составит свое мнение — вот как я. Но старая хозяйка, она… Думаю, вам не надо спорить с ней.
Я и не спорю. Просто упрямо молчу и смотрю на старуху, не отводя взгляд. Я не слышу, что она говорит, не хочу ее слышать. Тетя Роза, бледная и растерянная, и ее мне жаль, но именно она втравила нас в это.
— Тетушка, может…
— Молчи, Роза! Ты не понимаешь. Тори не сможет стать здесь своей, если будет так себя вести. Диана говорит, что она ни с кем не хочет общаться, что она агрессивная и высокомерная. И не принимает помощь. Так скажи мне, на что я трачу свои деньги? Упрямая девчонка, ты думаешь, кто-то другой станет платить за твое образование? А без образования из тебя выйдет официантка! Роза, ты должна втолковать это ей.
— Конечно, тетя.
— Ладно. Ступай к себе, Тори.
Я иду к себе и на ступеньках натыкаюсь на Сару. На лице горничной написано такое злорадство, что мне едва хватает сил сдержаться и не столкнуть ее с лестницы.
— Вика, можно к тебе?
Вид у тети Розы несчастный и виноватый. Мне жаль ее, ужасно жаль, но я не знаю, как нам теперь из всего этого выбраться.
— Вика, наверное, нам надо уехать отсюда.
Я лишь потрясенно пялюсь на нее. А тетя Роза:
— Я думала, тут тебе будет лучше: Софья Михайловна богата, к тому же совсем одна, ты ни в чем не будешь нуждаться. Но если так стоит вопрос, то нам ничего не надо. Я устроюсь на работу, ты доучишься — в общем, как-нибудь выживем.
— Хорошо. Мне собираться?
— Сегодня еще нет. Я сниму квартиру, устроюсь на работу, переведу тебя в другую школу — эта слишком дорогая.
— Ладно.
— Сегодня у тети будут гости, приедут родственники, так что…
— Я не хочу никого видеть. Давай останемся здесь, вдвоем. Почитаем, поиграем в лото, как когда-то.
— Вика…
— Тогда надо поскорее убираться отсюда. Послушай, нам никто не смеет указывать, что и как делать. Мне надоело. И ты здесь несчастна, я вижу. Поэтому говорю: оно того не стоит, уедем.