Женщина со шрамом
Шрифт:
На верхнем этаже Кэндаси с Летти, бредущей за ней по пятам, неспешными шагами обошла три спальни, бросая беглый взгляд внутрь шкафов и гардеробов, а затем почти со стуком захлопывая дверцы так, будто эти поиски были скучным, обыденным делом. Порой на мгновение чувствовался терпкий аромат антимолевых шариков, шерстяной — твидово-сельский — запах старой одежды, а в гардеробе Кэндаси Летти бросился в глаза алый цвет докторской мантии. Передняя комната служила спальней ее отца. Отсюда были вынесены все вещи, кроме узкой кровати справа от окна. На кровати не было ничего, помимо единственной, девственно чистой и туго натянутой на матрас простыни, общепризнанно символизирующей приятие домашними
В гостиной никаких шкафов не было, и они снова прошли в старую кладовку. Кэндаси, вдруг сообразив, что все это время должна была чувствовать Летти, сказала:
— Господи, чем же мы с вами, по нашему мнению, занимаемся? Мы делаем все так, будто ищем ребенка или потерявшегося домашнего зверька. Пусть полицейские возьмутся за поиски, если это их встревожит.
— Но мы почти закончили, — возразила Летти, — и мы по крайней мере все тщательно обыскали. Его нет ни в одном из коттеджей и ни в одном из сараев.
Кэндаси скрылась в большом чулане для продуктов. До Летти донесся ее приглушенный голос:
— Пора мне освободить этот чулан. Пока отец был болен, меня просто обуяло желание варить апельсиновые и лимонные джемы. Бог знает почему. Отец любил домашнее варенье, но не настолько же! Я и забыла, что банки все еще здесь. Скажу Дину, пусть их заберет. Он придумает, как их использовать, если снизойдет до того, чтобы их взять. Мой джем вряд ли соответствует его стандартам.
Она вышла из чулана. Летти, собираясь последовать за Кэндаси, повернулась было к двери, как вдруг остановилась и, открыв защелку, подняла крышку дряхлой морозилки. Она сделала это инстинктивно, не задумываясь, не придавая своему действию значения. Время замерло. Пару секунд, которые потом, в ретроспективе, растянутся на минуты, она смотрела на то, что лежало внутри.
Крышка выпала из ее рук с негромким стуком, и Летти упала на морозилку. Ее била непреодолимая дрожь. Сердце бешено колотилось, и что-то случилось с ее голосом. Она с трудом набрала в грудь воздуха и попыталась произнести слова, но ни звука не выходило у нее из горла. Наконец, преодолевая себя, она обрела голос. Он был чужой, не похожий ни на чей знакомый голос, но она смогла проскрипеть:
— Кэндаси, не смотрите! Не смотрите! Не подходите!
Но Кэндаси уже отталкивала ее в сторону, с силой открывая крышку морозилки, несмотря на тяжесть тела лежащей на ней Летти.
Робин лежал, скорчившись, на спине, подняв вверх согнутые в коленях окоченевшие ноги. По-видимому, его ступни были прижаты к крышке морозилки. Обе ладони, с пальцами, скрюченными, словно когти, бледные, изящные, лежали бессильно, словно руки ребенка. В отчаянии он бил руками по крышке — костяшки были разбиты в кровь, на пальцах застыли красные струйки. Лицо превратилось в маску ужаса, синие глаза были широко раскрыты и безжизненны, как у куклы, зубы оскалены. Должно быть, во время последнего спазма он прикусил язык: две струйки крови засохли у него на подбородке. На нем были синие джинсы и рубашка с открытым воротом в синюю и бежевую клетку. Из морозилки поднимался запах, знакомый и отвратительный, как газ.
Сама не понимая как, Летти смогла все же собраться с силами и дотащиться до одного из стульев, на который и опустилась, почти теряя сознание. Однако теперь, когда ей уже не нужно было стоять на ногах, силы стали быстро восстанавливаться, сердцебиение постепенно приходило в норму. Она услышала, как опускается крышка, очень тихо, очень мягко, будто Кэндаси боялась разбудить умершего. Летти взглянула в ту сторону.
Кэндаси неподвижно стояла у морозилки.
— Простите меня, — сказала Кэндаси. — Это от вони. Я этот запах совершенно не могу переносить. Никогда не могла.
Ужас этой одинокой смерти все еще жег душу Летти, и она почувствовала острый приступ жалости, готовность тотчас же броситься на защиту.
— Это ведь не запах смерти, Кэндаси. Он просто не смог удержаться. Несчастная случайность, скорее всего — от ужаса. Это бывает, — пояснила она и подумала, но не произнесла этого вслух: «И это, должно быть, означает, что он попал в морозилку живым. Или нет? Судебный патологоанатом сумеет это определить». Сейчас, когда к ней вернулись физические силы, мозг ее работал с поразительной ясностью. — Нам надо позвонить полицейским, — сказала она. — Коммандер Дэлглиш оставил нам номер телефона. Вы его не запомнили? — Кэндаси отрицательно покачала головой. — Я тоже нет. Мне никогда и в голову не приходило, что он может нам понадобиться. Он и тот, другой полицейский, всегда находятся где-нибудь в доме. Пойду схожу за ним.
Но Кэндаси, сидевшая, откинув назад голову, с таким белым лицом, что оно казалось очищенным от каких бы то ни было эмоций, от всего, что делало эту женщину самой собой, такой, какая она есть, превратившимся всего лишь в маску из костей и плоти, ответила:
— Нет! Не уходите. Я уже в порядке, но думаю, нам надо оставаться вместе. Мой мобильный у меня в кармане. Позвоните кому-нибудь в Манор. Сначала попробуйте в офис, потом — Джорджу. Скажите, чтобы он позвонил Дэлглишу. Но сам он не должен идти сюда. Никто из них не должен. Я не смогла бы вынести эту толпу, вопросы, любопытство, жалость. Все это у нас будет, только не сейчас.
Летти уже набирала номер офиса. Ответа не было, и она позвонила Джорджу. Слушая гудки, ожидая ответа, она сказала:
— Ему в любом случае нельзя сюда приходить. Он это поймет. Ваш коттедж становится местом преступления.
Голос Кэндаси прозвучал очень резко:
— Какого еще преступления?
Телефон Джорджа по-прежнему не отвечал. Летти сказала:
— Это могло быть самоубийство. Разве самоубийство не преступление?
— Разве это похоже на самоубийство? Похоже, а? Похоже?
Летти ужаснулась, подумав: «О чем мы спорим?» Но спокойно ответила:
— Вы правы. Мы ничего не знаем. Но коммандеру Дэлглишу не нужна здесь толпа народа. Мы останемся здесь и подождем.
И вот наконец на звонок мобильного ответили. Летти услышала голос Джорджа и сразу коротко описала ситуацию:
— Я звоню из Каменного коттеджа. Со мной здесь Кэндаси. Мы обнаружили труп Робина Бойтона в неиспользуемой морозилке. Не могли бы вы как можно скорее связаться с коммандером Дэлглишем? И лучше ничего никому не говорить, пока он не явится. Вы сами не приходите. И никому другому сюда не разрешайте приходить.