Женщина, стоящая посреди
Шрифт:
— Поедемте куда-нибудь… — умоляюще сказала она. — Я не могу, не могу так!..
В голосе ее были мольба и отчаяние. Актер быстро воровски взглянул на нее и в голове у него мелькнула мысль;
«А вдруг!.. Чем черт не шутит!»
И когда они, сидели вдвоем в отдельном кабинете, он уже сторожил каждое ее движение, подливал вина, брал за руки, выражал усиленное сочувствие и в глазах прятал что-то жадное и скверное.
Нина пила первый раз в жизни. Ей хотелось напиться, забыться чем угодно, только бы утолить ту страшную тоску, которая, как тошнота, душила ее.
Их связь не продолжалась, потому что была не нужна ни ей, ни ему, хотя актеру и было чрезвычайно лестно, что он стал преемником знаменитого писателя.
XXII
Луганович был уже женат и имел двух детей, мальчика и девочку.
Во второй половине сентября он по делам приехал в Москву, а дня через три после приезда его позвали к телефону.
Знакомый адвокат Вержбилович звал его в ресторан, где целая компания кутила в отдельном кабинете.
— Кстати, увидите свою старую знакомую! — сказал Вержбилович.
— Какую?
— А вот приезжайте, сами узнаете!.. — лукаво ответил приятель.
Луганович вернулся в номер, наскоро закончив, запечатал письмо к жене, переоделся и поехал по указанному адресу.
Он совершенно не догадывался, о какой старой знакомой говорил Вержбилович, но ему хотелось, чтобы это была нарядная, красивая и легкодоступная женщина. Вырвавшись из дома, из знакомой, слегка уже надоевшей семейной обстановки, он чувствовал себя в этом большом, незнакомом городе молодым, свободным и сильным, и ему бессознательно хотелось какого-нибудь легкого пикантного приключения.
В коридоре ресторана было шумно и гадко. Пахло чадом кухни и вином. Торопливо, всем телом изгибаясь при встрече, проносились лакеи с подносами и бутылками. Но эта обстановка только возбуждала Лугановича и усиливала в нем желание какой-нибудь интересной встречи.
Предшествуемый предупрежденным лакеем, ой шел мимо закрытых однообразных дверей отдельных кабинетов, за которыми слышались возбужденные голоса, обрывки пения, смех, звон стекла и звуки расстроенного пианино. В одну полураскрытую дверь, из которой вышел лакей с целой горой грязных тарелок, он мельком заметил яркий свет, раскрасневшиеся лица, разноцветные пятна женских туалетов и чьи-то розовые обнаженные плечи. Атмосфера всеобщего бесшабашного веселья охватила его.
— Пожалуйста, сюда, — сказал наконец лакей и посторонился, открывая дверь.
Луганович переступил порог и сразу был оглушен приветственными криками.
Сначала он даже не разобрал, кто кругом него.
Сильно подвыпивший Вержбилович, на черной бороде которого висел кусочек раковой шейки, покачиваясь, встал ему навстречу.
— Ну, вот милуша, что приехал!.. А мы, брат, кутим!.. Воронов десять тысяч сцапал… Спрыскиваем!.. Идем, я тебя познакомлю.
Он обнял Лугановича за талию и подвел к столу.
Все мужчины оказались Лугановичу знакомыми,
Горбатенький литератор что-то говорил ей, почти ползая губами по ее голому плечу, но она не слушала и смотрела на подходившего Лугановича каким-то странным, знакомым, любопытным взглядом.
Маленькая женщина оказалась известной актрисой императорского театра, брюнетку же Вержбилович представил так:
— Нина Сергеевна Факельсберг…
Эта фамилия ничего не сказала Лугановичу, но когда он пожимал ее красивую обнаженную руку, Нина Сергеевна взглянула ему прямо в глаза, улыбнулась как знакомому и сказала:
— Не узнаете?..
И он вдруг вспомнил. Мгновенно промелькнули в памяти далекие годы, дачи, зеленый лес, студенческие времена, обрыв, Раиса Владимировна, инженер Высоцкий и сама Нина, милая, светлая девушка с большими глазами.
— Вы!.. — сказал он, чувствуя, как забилось сердце, и невольно радостно поцеловал ее руку.
Она указала ему стул возле себя, прогнав одного из мужчин, который очень неохотно уступил свое место. Луганович сел и во все глаза, со странным волнением посмотрел на нее.
— Как вы похорошели!.. — невольно сказал он.
Нина Сергеевна засмеялась, и некоторое время они не знали, что сказать друг другу. Слишком много воспоминаний нахлынуло вдруг, и потом Лугановичу было трудно узнать прежнюю Нину в этой полуобнаженной и роскошной женщине.
— Какими судьбами вы здесь?.. — спросил он наконец.
— Приехала из Казани…
— Из Казани?.. Почему из Казани?..
— Там служит мой муж… Я ведь замужем! прибавила Нина Сергеевна и почему-то засмеялась.
Это неприятно кольнуло Лугановича. Замужем?.. Что-то старое, совсем забытое шевельнулось в душе, и он почувствовал смутно-ревнивое чувство к этому неизвестному человеку, который обладал Ниной, его прежней Ниной.
— Вот как!.. — протянул он. — И давно?..
Нина Сергеевна комически вздохнула и пожала голыми плечами.
— Увы!.. Уже пятый год!.. — ответила она и засмеялась опять.
Луганович заметил, что она вообще смеется как-то уж чересчур часто, показывая белые зубы и полную теплую шею.
Горбатенький литератор что-то сказал, но Нина Сергеевна не ответила и продолжала блестящими глазами смотреть на Лугановича, точно отыскивая в его лице прежнего молодого студента. Литератор неприятно усмехнулся и отошел к группе мужчин, столпившихся возле маленькой актрисы.