Женщина, стоящая посреди
Шрифт:
Нина Сергеевна положила голые руки на скатерть и, близко наклонившись грудью к Лугановичу, сказала:
— Ну, расскажите же о себе… Как живете?.. Женаты, счастливы?..
Ее обнаженная грудь была близко от Лугановича, Нина смотрела на него через круглое блестящее плечо. Ему был слышен запах ее духов и тела.
— Что же обо мне, — сказал он, — женат, занимаюсь адвокатурой, скучаю… живу в Петрограде… Расскажите лучше вы о себе!..
— А, вы тоже женаты? — переспросила она и почему-то нехорошо поморщилась.
— Да,
— И любите вашу жену?.. Расскажите… Мне все интересно. Мы ведь, можно сказать, старые друзья…
Напоминание о жене неприятно кольнуло Лугановича, и он ответил вопросом:
— Почему же вы в Москве?.. Нина Сергеевна пристально посмотрела ему в глаза, усмехнулась и ответила:
— Приехала полечиться… от нервов!.. А вы все такой же!..
— Зато вы расцвели чудесно!.. — сказал Луганович, невольно скользнув глазами по ее груди и плечам и впадая в тот шутливо-наглый тон, к которому он привык с красивыми, легкомысленными женщинами.
Крик и шум возле маленькой актрисы усилились. Там просили что-то спеть или прочитать. Нина Сергеевна мельком оглянулась и опять повернулась к Лугановичу.
— А помните нашу дачу?.. Обрыв?.. Славное было время!.. Какие мы тогда были дети!..
— А… где же… как его?.. Ну, знаменитый Коля Вязовкин? — вдруг невольно вспомнил Луганович.
— Коля?.. Ах да… милый Коля!.. — засмеялась Нина Сергеевна. — Не знаю!.. Он давно уже исчез с моего горизонта… Кажется, где-то на Урале… не знаю!.. Последний раз я видела его лет шесть тому назад, когда он кончил институт… Вы знаете, он мне предложение делал!..
Нина Сергеевна засмеялась, но глаза ее вдруг стали печальными и нежными.
— Что ж, он действительно любил вас!.. — сказал Луганович с трогательностью воспоминания о молодости, вспомнив баранообразного студента в узкой путейской тужурке.
— Да… он любил!.. — тихо ответила Нина Сергеевна и потупилась.
Они помолчали. Нина машинально смотрела на группу в другом конце стола, но, казалось, не видела ничего. Глаза ее были серьезны и глубоки.
Луганович опять украдкой посмотрел на плечи и грудь Нины, и что-то острое шевельнулось в нем.
— Да, — сказал он, — вот вы и замужем, а я женат!.. Сколько воды утекло!.. Ну и что же… счастливы вы?.. Есть у вас дети?..
Нина повернулась к нему, точно очнувшись.
— Маленькая, маленькая девочка… вот такая!.. — сказала она, показав кончик мизинца, и нежно засмеялась.
— Кто же ваш муж?..
— Муж?.. Офицер… полковой командир… Я теперь полковая дама!.. прибавила она и снова засмеялась уже другим смехом, точно над собою.
— И вы любите мужа?..
— А вам какое дело?.. — вдруг резко-насмешливо спросила Нина Сергеевна, но сейчас же опять улыбнулась.
Луганович игриво усмехнулся
— Как какое? Это надо знать!.. Ведь вы моя, можно сказать, первая любовь!..
— Хороша любовь!.. — возразила Нина Сергеевна и покачала головой, видимо не только чувствуя его взгляд на своем теле, но даже нарочно выставляя перед ним свою торжествующую наготу. — А Раису Владимировну помните?.. Где она?..
— А кто ее знает!.. — пожал плечами Луганович. — И напрасно вы так говорите: я в самом деле был влюблен в вас и долго не мог забыть…
— А Раиса?
— Ну что ж — Раиса!.. Я был тогда молод, она опытная развратная женщина… Дело известное!.. Все это было достаточно глупо и гадко!
— Да, гадко! — тихо сказала Нина Сергеевна и задумалась.
— А все-таки вы мне много горя причинили тогда… — сказала она и вздохнула.
— Готов искупить чем угодно!.. — ответил Луганович и, уже не скрываясь, окинул взглядом ее фигуру.
Она видела этот взгляд, но не переменила позы и ответила:
— Теперь уже, может быть, поздно!..
— Может быть?.. — переспросил Луганович, и какие-то мысли и надежды мелькнули у него в голове.
— Может быть!.. — повторила она, встала и пошла к группе других.
Луганович смотрел ей вслед и чувствовал, что готов на все, лишь бы она хоть на час принадлежала ему. Нина Сергеевна казалась ему обольстительной, но еще больше разжигало именно то, что это — та самая Нина, которая любила его и которую он тогда так глупо упустил из рук. Было что-то особенно острое, чтобы взять женщину, которую знал чуть ли не девочкой.
Было столь шумно и весело, все дурачились, острили и откровенно, довольно цинично ухаживали за женщинами. Но Нина каждый раз возвращалась к Лугановичу, и у него уже начинала кружиться голова. Над ними подтрунивали. Горбатенький литератор ревновал и говорил Лугановичу колкости.
В самом разгаре вечера Нина Сергеевна обратилась к Лугановичу, протягивая свою маленькую записную книжечку, на золотой тоненькой цепочке прикрепленную к поясу.
— Напишите мне что-нибудь на память…
Луганович взял книжечку, и вдруг мгновенная дерзкая мысль ослепила его. Он вытащил карандашик и написал:
«Я готов отдать все что угодно, чтобы вы хоть на час принадлежали мне!..»
Было немного страшно, когда он отдавал ей книжечку, и он прилагал огромные усилия, чтобы смотреть нагло и прямо. Нина Сергеевна, закрывая книжечку от любопытных глазок горбатенького литератора, низко нагнулась и долго читала. У Лугановича замирало сердце. Он видел, как слегка, а потом все больше и больше краснело ее маленькое розовое ухо и край щеки.
— Что он вам написал?.. — любопытно сверкнул глазками горбатенький литератор.