Женщина в озере
Шрифт:
– Дружок, как это вам удалось так долго прожить на свете?
– Удалось, – ответил я, – потому что я залетаю не во все ловушки и, кроме того, не испытываю страха перед профессиональными убийцами. Только мерзавец мог сделать то, что сделал доктор Элмор, только мерзавец, живущий в постоянном смертельном страхе. Потому что у него на совести делишки, которые боятся дневного света. С технической точки зрения, он может быть также виновен в убийстве. Я полагаю, что этот вопрос еще неясен. По крайней мере, ему было бы чертовски трудно доказать, что ее оглушение и отравление уже исключали возможность спасения. Но если задать вопрос: кто же практически убил Флоренс
Дегамо засмеялся. Это был какой-то зазубренный, отвратительный смех, лишенный не только веселости, но и вообще всякого смысла.
Дорога шла в гору. Было довольно прохладно, но Дегамо потел. Он не мог снять пиджак, потому что под мышкой у него была кобура с револьвером. Я сказал:
– Милдред Хэвиленд находилась в связи с доктором Элмором, и его жена знала об этом. Она пригрозила мужу. Я узнал об этом от ее родителей. Милдред Хэвиленд разбиралась в морфии, знала где его взять и сколько его потребуется. Она оставалась одна с Флоренс Элмор после того как уложила ее в постель. У нее была самая благоприятная возможность наполнить шприц четырьмя или пятью граммами и сделать этой женщине, находившейся без сознания, укол в то же самое место, куда перед этим сделал инъекцию Элмор. Женщина должна была умереть, возможно, еще до возвращения доктора Элмора. Потом пусть он сам выпутывается, как сможет. Никому и в голову не пришло бы, что женщину убил кто-то другой, все считали бы, что его инъекция была смертельной.
Понять правду мог бы только тот, кто знал все обстоятельства и взаимоотношения. Например, вы, Дегамо. Вы должны были быть еще большим дураком, чем я вас считаю, если бы вы ничего не знали! Вы взяли свою жену под защиту, потому что вы все еще ее любили. Вы так ее запугали, что она убежала из города, убежала от вас, от опасности разоблачения, но вы все покрыли, вы защитили ее. Пусть убийство остается убийством! Вот до чего довела вас Милдред Хэвиленд! Почему вы ездили в горы и искали ее?
– А откуда я мог знать, где ее искать? – спросил он резко. – Вам, наверное, не составит труда ответить на этот вопрос?
– Ни малейшего, – сказал я. – Она была по горло сыта Биллом Чессом, с его постоянным пьянством и приступами бешенства. Но для того чтобы уехать, ей нужны были деньги. Она чувствовала себя теперь в безопасности. К тому же у нее в руках было средство, которое, она была уверена, подействует на доктора Элмора. Она написала ему и потребовала денег. Он послал вас, чтобы вы с ней поговорили. Она не сообщила Элмору своего нового имени и своего адреса.
Деньги он должен был послать до востребования в Пума Пойнт, на имя Милдред Хэвиленд. Ей оставалось только получить их на почтамте. Но она их не получила. А в вашем распоряжении не было ничего, кроме старой фотографии и ваших плохих манер, а с этим вам там ничего не удалось добиться.
Дегамо резко спросил:
– Кто вам сказал, что она пыталась шантажировать Элмора?
– Никто. Мне не хватало звена в цепи. Если бы Лэвери или миссис Кингсли знали, кто скрывается под именем Мюриэль Чесс, и выдали бы ее, то и вы нашли бы ее. Но вы не знали ее нового имени. Поэтому выдать ее убежище мог только один человек, а именно, она сама. Отсюда я заключил, что она писала доктору Элмору.
– Ну ладно, – сказал он. – Оставим эту тему. Она теперь потеряла всякое значение. А если я и сел в лужу, то это мое дело. Повторись такие же обстоятельства, – я бы сделал то же самое, – Ладно, – сказал я. – Я и не собираюсь никому приставлять пистолет к груди, в том числе и вам. Я рассказываю вам это главным образом для того, чтобы вы не вздумали обвинить Кингсли в убийстве, которого он не совершал.
Достаточно, если он совершил и одно из них.
– И поэтому вы мне все это рассказали?
– Вот именно.
– А я думаю, что по другой причине – из ненависти ко мне!
– Я перестал вас ненавидеть, – сказал я. – Я отходчив. Я способен глубоко ненавидеть кого-нибудь, но не долго.
Мы ехали по открытой песчаной местности, вдоль склона предгорий. Вскоре показался Сан-Бернардино. На этот раз я проехал городок не останавливаясь.
Глава 37
Когда мы добрались до Крестлина, лежащего на высоте пяти тысяч футов, утренняя прохлада еще не отступила. Мы остановились и выпили пива. Когда мы снова сели в машину, Дегамо достал из-под пиджака револьвер и внимательно осмотрел его. Это был «Смит и Вессон» 38-го калибра, злое оружие с отдачей, как у 45-го калибра, но с гораздо большей пробивной силой.
– Он вам не понадобится, – сказал я. – Кингсли – мужчина рослый и сильный, но он не станет оказывать сопротивления.
Он спрятал оружие и хмыкнул. Больше мы не разговаривали. Нам не о чем было разговаривать. Мы проезжали повороты, миновали крутые пропасти, огражденные стенками из тесаных камней, а кое-где – тяжелыми цепями. Машина карабкалась вверх через рослый дубняк, пока мы не добрались до такой высоты, где дубы уже не росли, зато росли высоченные сосны. Наконец мы доехали до дамбы в конце озера Пума.
Я остановился, часовой закинул винтовку за плечо и подошел к машине.
– Пожалуйста, перед въездом на дамбу закройте окна в машине!
Я стал закрывать заднее окно со своей стороны. Дегамо поднял свой полицейский значок.
– Не валяй дурака, парень! Я из полиции. Часовой посмотрел на него холодно и безразлично.
– Пожалуйста, закройте все окна, – сказал он тем же тоном, что и прежде.
– Ты что, спятил? – сказал Дегамо, – Окончательно спятил! Эй ты, олух, пропусти нас сейчас же!
– Это приказ! – сказал часовой. На его скулах заходили желваки.
Маленькие глазки уставились на Дегамо. – А приказы отдаю не я. Закрыть окна!
– А если я не подчиняюсь всяким глупым приказам? – упрямился Дегамо.
– Лучше подчинитесь. А то я ни за что не отвечаю, – сказал часовой и рукой в перчатке похлопал по ложу винтовки.
Дегамо отвернулся и закрыл окна со своей стороны. Мы въехали на дамбу.
В середине ее стоял второй часовой, на другом конце – третий. Видимо, первый подал им какой-то сигнал. Они смотрели на нас строго и очень внимательно, без малейшего дружелюбия.
Я проехал мимо нагромождения скал, мимо луга с короткой и жесткой травой, на котором паслись коровы. Потом появились те же пестрые косынки, что и вчера, и тот же самый легкий бриз, ясное синее небо, золотое солнце, тот же запах сосновой хвои, та же прохладная мягкость горного солнца. Но вчера... казалось, это было сто лет назад... события кристаллизовались во времени, как муха в янтаре.
Мы свернули на дорогу к озеру Маленького фавна, которая петляла мимо огромных скал и узких булькающих водопадов. Шлагбаум перед владением Кинге л и был открыт. На дороге, носом к озеру, которого еще не было видно, стояла машина Паттона. В ней никого не было. Карточка на ветровом стекле гласила по-прежнему: «Избиратели, внимание! Оставьте Джима Паттона в должности шерифа! Для другой работы он слишком стар!»