Женщины да Винчи
Шрифт:
– Здравствуйте, – произнесла она в ответ; невозмутимый тон все же дался ей не без усилия. – Вы живете в этом доме?
– Не совсем.
Интересно, что значит в данном случае «не совсем»? Живет в подъезде на коврике?
– У меня здесь квартира, – словно угадав ее вопрос, объяснил он. – Но я в ней еще не жил. Вот только что впервые вошел в нее как владелец.
Белке показалось, что при этих словах в его голосе прозвучало что-то вроде недоумения.
«Неужели это правда?» – словно бы спросил он сам себя с детской какой-то растерянностью.
Ей
Нет, все-таки это была не жалость, то, что она к нему сейчас почувствовала. Но приязнь точно.
– Так это же хорошо, – сказала Белка. – Квартиры здесь огроменные! Двадцать человек можно в каждой разместить.
– А вы откуда знаете?
Растерянности в его голосе больше не слышалось. Взял себя в руки.
– Приходилось бывать.
Белка чуть не сообщила, что в этом доме прошло ее раннее детство, и именно в компании двадцати человек, но решила, что знать о ней какие бы то ни было подробности ему не обязательно.
– Давно? – спросил он.
– Давненько, да, – усмехнулась она.
– Собственно, это неважно, когда. В любом случае вы просто обязаны дать мне совет!
Можно было, конечно, сказать, что ничего она ему не обязана и что страна советов давно уже в бозе почила. Но разводить такие разговоры в ответ на самую обыкновенную фигуру речи было бы занудством, чтобы не выразиться покрепче.
– А какой совет вам от меня нужен? – спросила Белка.
– Может быть, мы поднимемся в квартиру? – предложил он. – И я вам на месте изложу свои сомнения.
– Ну давайте, – пожала плечами Белка. – Отчего не подняться?
– Спасибо!
Он открыл перед ней калитку, и она вошла в пределы Дома.
В подъезде все показалось ей знакомым тоже. Как львы у входа и арочное окно – все вычищено, вылизано, обновлено, но, по сути, как ни странно, не изменилось. Белка с трудом могла бы объяснить, что значит «по сути», но ощущение было именно такое, и даже сверхновый, как звезда, бесшумный лифт, вознесший их вверх, не изменил этого ощущения.
Она вышла из лифта и поняла, что стоит перед дверью своей квартиры. То есть с чего вдруг своей, она давно уже не считала ее своей, да она за двадцать лет ни разу о ней даже не вспомнила! Но сейчас, вот в эту минуту, испытала что-то такое ошеломляющее, такое небывалое, от чего у нее занялось дыхание.
– Понимаете, – сказал Кирилл, отпирая дверь, – квартира мне досталась уже с дизайнерской отделкой. Затевать ремонт – глупая расточительность. Но сказать, что мне все это нравится…
Они вошли в квартиру, и Белка сразу поняла, о чем он говорит.
– Да-а… – насмешливо протянула она. – С таким же успехом можно было зубоврачебный кабинет приобрести.
Для проживания, во всяком случае, зубоврачебный кабинет сгодился бы в той же мере, что и данное помещение.
Комната, в которую они вошли из коридора, белела всеми своими стенами, и нишами в стенах, и диванами, и шкафами – всей собою, если не как стоматология, то как чертог
– Не расстраивайтесь, – сказала Белка. – В этой комнате и раньше что-то такое было. Я сама не помню, но мама рассказывала. Здесь одна смешная тетка жила, у нее вся мебель была в белых чехлах. Всегда. Зачем, никто не понимал. Ну, хоть когда-нибудь чехлы же снимают, – объяснила она. – Хоть для гостей, что ли. А иначе зачем под ними мебель прятать, для чего ее сохранять-то?
– Вы жили именно в этой квартире? – спросил Кирилл.
– Ага. Только мы уже сто лет назад отсюда выехали.
– А до этого сколько жили?
– Понятия не имею, – пожала плечами Белка. – Тоже лет сто, может. Бабка моя в войну здесь жила точно.
– Как это странно… – задумчиво проговорил Кирилл.
Белке тоже все это казалось странным. Более чем! Но она не хотела с ним это обсуждать. Опасливое недоумение, которое она чувствовала, не подлежало обсуждению, тем более с посторонним человеком.
Он смотрел на нее внимательно и задумчиво. Как будто прикидывал что-то про себя. Ее смущал его взгляд, хотя она всегда была уверена, что смутить ее невозможно.
– Вам не нравится, что здесь все белое? – спросила она, чтобы как-то увернуться от этого взгляда и от этого направленного на нее внимания. – Ну, повесьте тогда картины. Или не знаю что… Ковры!
– А помните, вы ужасно старались смутить меня своим нахальством? – спросил он.
Конечно, она помнила.
– Нет, – сказала Белка. – Каким это нахальством?
– А давайте я отвечу вам тем же?
Что можно было на это сказать?
– Попробуйте, – усмехнулась она.
– Оставайтесь здесь. Все это на меня свалилось слишком неожиданно, и я никак не соображу, что с этим делать. А с вами мы это живо решим. Вы же сами спрашивали про квартиру для понравившейся мне девушки. Вот она, эта квартира. Оставайтесь здесь, Белла.
– Я вам, значит, понравилась?
Она не была бы собой, если бы не спросила!
– Да, – кивнул он.
Кивнул с таким выражением, как будто она поинтересовалась, пьет ли он кофе по утрам, или чем-нибудь еще в таком роде. Чем-нибудь само собой разумеющимся.
– А что значит «оставайтесь»? – не унималась Белка. – Вы меня здесь запрете, чтобы я размышляла над обустройством вашего быта?
– Я вас не запру. – Кирилл улыбнулся. С ума сойдешь от такой ямочки на щеке! Впрочем, Белка с ума сходить не собиралась. – Вы просто поможете мне понять, можно ли сделать все это приемлемым для счастья.
Никогда в жизни Белка не оценивала что-либо в таких категориях, как приемлемость для счастья. Она была уверена, что счастье возникает у человека внутри и любые внешние обстоятельства мало чем могут помочь в его возникновении. Хотя помешать могут, конечно.
«А жену свою ты об этом не хочешь расспросить?» – вертелось у нее на языке.
Но задавать этот вопрос она все же не стала. Мысль о его жене была ей неприятна – вызвала невольное злорадство, и это оказалось не самое радостное чувство, как Белка неожиданно поняла.