Женщины Флетчера
Шрифт:
В глазах Свенсона мелькнуло настороженное выражение, и он быстро отвел взгляд от Рэйчел.
– А-а. Что-то я его здесь не видел.
Гриффин присел на краешек другого стола и скрестил руки.
– Никто тебя не спрашивал, видел ты его или нет,– заметил он.
Мимолетная тревога сжала сердце Рэйчел, хотя она не могла понять почему. Это было больше связано со странной натянутостью поведения Гриффина, чем со словами старика. Однако прежде чем она успела сказать что-либо, темные глаза недвусмысленно приказали ей не вмешиваться.
– Есть
Свенсон принял оскорбленный вид и ворчливо ответил:
– Добсону все еще нездоровится. Это тот рыжий лесоруб, с которым ты сцепился в последний раз.
Рэйчел метнула быстрый взгляд на Гриффина и с удивлением заметила, как лицо его посуровело, а затем стало абсолютно непроницаемым.
– Где он? – рявкнул Гриффин.
Свенсон скупо объяснил, как пройти к нужному бараку, и Гриффин понесся туда с такой скоростью, что Рэйчел приходилось почти бежать, чтобы поспеть за ним.
Барак оказался грубо сколоченным строением, состоящим из четырех покосившихся стен и земляного пола, посыпанного опилками. Больной лесоруб лежал неподвижно в дальнем углу на койке, куда не доходили солнечные лучи, пробивающиеся сквозь единственное тусклое оконце. Огненно-рыжие волосы Добсона свалялись и прилипли к черепу, на бледном лбу выделялись черные стежки, уродливые и неумело наложенные. Костяшки его огромных рук кровоточили, а массивная грудная клетка была обвязана грязной рваной тряпкой.
Гриффин бросил грозный взгляд на стоявшего за ним Свенсона:
– Почему вы не послали за мной?
Свенсон пожал плечами, еще раз покосился на Рэйчел и вышел.
Замирая от острой жалости, Рэйчел смотрела на полумертвого человека, распростертого на узкой койке.
– Это сделали вы? – в ужасе прошептала она. Гриффин уже склонился над Добсоном, быстрыми движениями ощупывая его, разматывая самодельные повязки и морщась при виде ужасных стежков над глазом Добсона.
– Иди на кухню и принеси горячей чистой воды,– приказал он.
Рэйчел, слишком потрясенная увиденным, чтобы спорить, повернулась и, пошатываясь, выбралась наружу. Через несколько минут она вернулась с тазом горячей воды и единственной чистой тряпкой, которую удалось найти Свенсону. Гриффин принял все это из рук Рэйчел и так бережно начал промыть раны больного, что невозможно было поверить в его причастность к их появлению.
– Если у тебя есть нижняя юбка,– бросил он, даже не оборачиваясь к Рэйчел,– то она мне понадобится.
Боязливо оглянувшись на окно и открытую дверь, Рэйчел приподняла подол и сняла требуемую часть своего туалета. Гриффин, не произнеся ни слова благодарности, разорвал чудесную, украшенную вышивкой тафту на широкие полосы и стал перебинтовывать ими торс Добсона. Покончив с этим, он еще раз осмотрел стежки и выругался.
– Что это? – осмелилась спросить Рэйчел.
– Шелк,– отрывисто сказал он.– Эти идиоты зашили его шелком.
Рэйчел почему-то вдруг почувствовала себя виноватой, словно сама наложила Добсону эти вызвавшие возмущение Гриффина стежки.
– А что, нельзя было этого делать? – поинтересовалась девушка, когда Гриффин, порывшись в сумке, вытащил коричневую бутылку и стал мазать чем-то грубо заштопанную рану.
– Нет, нельзя,– раздраженно отозвался он, не отрываясь от своего занятия. – Шелк негигиеничен.
Рэйчел машинально дотронулась пальцами до мягкой, восхитительно гладкой ткани, из которой была сшита ее блузка.
– А мне шелк нравится,– возразила она. Наконец-то Гриффин удостоил ее быстрого, неожиданно ласкового взгляда.
– Шелк хорош для одежды, русалочка. Для зашивания ран требуется кишечная струна.
Лесоруб заворочался на узкой лежанке и застонал. Звук, вырвавшийся из его груди, был похож на рев раненого зверя.
– Мне... Я думаю, мне лучше выйти, – пролепетала Рэйчел, чувствуя приступ тошноты.
– Ладно, – коротко бросил Гриффин, сосредоточив все внимание на пациенте. – Только не заблудись.
«Только не заблудись». От этих слов Рэйчел вспыхнула: он обращался с ней как с ребенком. Но спорить с ним не имело смысла: он бы сделался еще более невыносимым, чем обычно.
Рэйчел взглянула на небо, и оказалось, что солнце уже клонится к западу. Интересно, который час? Пять часов, шесть? Если они вскоре не двинутся в обратный путь, придется ехать в темноте.
Она прислонилась спиной к грязной некрашеной стене барака, вдыхая успокаивающий своей привычностью терпкий аромат сосен, возвышающихся вокруг поселка. Поблизости расположились человек шесть лесорубов – они сидели на пеньках и ящиках из-под инструментов и резались в карты.
Поколебавшись, Рэйчел все же подошла к ним и спросила напрямик:
– Кто-нибудь из вас видел человека по имени Маккиннон в последние несколько дней?
Повисла тревожная тишина. Кое-кто из мужчин рассматривал ее с оскорбительным интересом.
– А ты кто такая? – поинтересовался лесоруб постарше с такими могучими руками и плечами, что было видно, как перекатываются мышцы под вытертой фланелевой рубахой.
Рэйчел вздернула подбородок:
– Я его дочь.
На ноги лениво поднялся светловолосый парень с редкими зубами.
– Что, если мы отойдем в сторонку и поговорим об этом наедине, крошка?
Силач, который вступил в разговор первым, бросил на парня предостерегающий взгляд.
– Ты, похоже, не видел, что случилось с Добсоном, Уилбер?
Уилбер с неохотой опустился на пень.
– Так ты – женщина Флетчера? – процедил он, выплевывая слова изо рта, словно грязь.
Лицо Рэйчел стало медленно заливаться краской, но она поборола свое смущение.
– Да,– уверенно солгала она.– И советую вам быть со мной повежливее.