Женщины Флетчера
Шрифт:
Выражение восторга на лице Джонаса Уилкса заставило девушку оглядеть себя. Ее груди, соски, даже темное родимое пятнышко – все было так ясно видно, как если бы она была голой. Дрожа от холода и смущения, Рэйчел прикрылась руками и упрямо продолжала стоять в воде, пока Джонас не засмеялся и не повернулся к ней спиной.
– Подожди здесь,– сказал он голосом, в котором, кроме сдавленного смеха, слышалось и что-то еще. – Я принесу одеяло.
Как только Джонас ушел, Рэйчел выбралась из воды и остановилась, прижавшись лбом к жесткой ивовой коре. Отчаянные беззвучные рыдания сотрясали ее тело. Гриффин опять, с бессмысленной жестокостью, набросился на нее. И вот, она упала в этот гадкий пруд и испортила самый красивый наряд, который был у нее в жизни.
Она не слышала его приближения и вздрогнула, когда он заговорил:
– Прости меня, Рэйчел.
Рэйчел обернулась, шмыгая носом, все еще прикрывая руками грудь, и взглянула в знакомые темные глаза. Гриффин нежно улыбнулся, вытаскивая прелый листок из ее волос.
– Ты такая красивая,– сказал он.– Даже с ряской в волосах. Пойдем прокатимся на повозке.
Рэйчел пошевелила губами, но у нее не вырвалось ни звука.
Его сильная рука обняла мокрые плечи девушки.
– Пойдем побыстрее, хорошо? Меня ждут на горе, а если Джонас появится здесь до того, как мы уйдем, дело кончится скандалом.
Рэйчел молча позволила Гриффину Флетчеру увести себя. Миновав переплетение кустов черничника, заросли гигантского папоротника и орешника, они вышли на залитую солнцем полянку, где их ждала повозка, запряженная двумя лошадьми, и взволнованный возница. Нехорошо было так оставлять Джонаса, даже ничего не объяснив, но у Рэйчел не было желания, да и голоса, чтобы протестовать.
Она снова обрела способность говорить, когда они проехали уже довольно большое расстояние по грунтовой дороге, ведущей в поселок лесорубов. Завернутая в пахучую конскую попону, она наклонилась к непредсказуемо-противоречивому в своих поступках человеку, сидевшему рядом.
Зачем вы увезли меня? – спросила она, надеясь, что возница, сидящий слева, не слышит ее.
Гриффин взглянул на нее, улыбнулся и вынул еще один лист из ее спутанных волос.
– Не мог же я оставить тебя там, русалочка. Ты либо утонула бы, либо тебя бы кто-нибудь похитил.
Она вскинула бровь:
– Ну, разумеется, с вами мне ничего не грозит.
Он рассмеялся, пожал плечами и отвернулся.
Рэйчел покачала головой и посмотрела на свои испорченные туфли, горячо надеясь, что солнце сквозь попону успеет высушить ее блузку, прежде чем они доберутся до лагеря лесорубов.
ГЛАВА 12
Время и теплое летнее солнце способствовали тому, что Рэйчел в конце концов смогла скинуть с себя попону, не опасаясь, что ее женские прелести будут выставлены на всеобщее обозрение. По ее догадкам, было около четырех часов, когда повозка, прыгая по ухабам, въехала в поселок. Рэйчел могла бы осведомиться насчет времени у доктора, но ей казалось, что разумнее хранить молчание. Слова могли нарушить установившееся между ними шаткое перемирие.
Поселок был похож на многие другие, виденные Рэйчел – горстка покосившихся лачуг, крытых повозок и палаток. В центре располагалась ветхая кухня-столовая, из жестяной трубы которой клубами поднимался серый дым.
Возница потянул за рукоятку тормоза и остановил лошадей. Лицо Гриффина Флетчера исказила едва уловимая гримаса. Он явно ненавидел это место. «Интересно, почему?» – подумала Рэйчел, когда повозка, накренившись, остановилась. Поселок был убогим и, как и многие подобные места, изолированным от внешнего мира, но казалось, что Гриффин чувствует себя здесь привычно.
Доктор ловко соскочил с повозки и повернулся, чтобы помочь Рэйчел. Она инстинктивно вздрогнула, когда его руки сжали ее талию. Их взгляды встретились, и от девушки не ускользнуло предостережение, мелькнувшее в глубине его неистовых глаз. Она покраснела. Гриффин твердо поставил ее на ноги рядом с повозкой и выпустил, чтобы достать со дна медицинскую сумку.
– Никуда от меня не отходи,– строго приказал он, затем повернулся и зашагал в сторону кухни.
Мгновенье Рэйчел помедлила – этого требовала ее гордость,– затем поспешила догнать Гриффина. Жадные, любопытные взгляды нескольких мужчин, которые находились в лагере, подтверждали обоснованность его требования.
Внутри кухня была скудно освещена и пропитана запахом свиного жира, керосина и пота. На длинном, грубо оструганном столе посредине комнаты неподвижно лежал седой морщинистый старик.
– Что случилось? – резко спросил Гриффин, с раздражением бросая сумку.
– Ужасно разболелся живот, малец Флетч. Будто я умираю.
Гриффин только хмыкнул в ответ и принялся ощупывать живот старика. Тот несколько раз вскрикнул.
Рэйчел отвернулась и неподвижно уставилась в тусклое, покрытое слоем жира окно. По случаю воскресного дня людей в лагере было мало – только те, кто чинил инструмент и ухаживал за лошадьми. Больших быков, которые обычно стаскивали гигантские бревна по трелевочному волоку, ведущему вниз к заливу, нигде не было видно.
Старик застонал:
– Прекрати давить мне живот, пока я не умер!
– Заткнись, – велел Гриффин.
– Что со мной, док? – в голосе послышались плаксивые, жалобные нотки.
– Ты прожорливый старый ублюдок, вот что с тобой такое. Ты объелся своей паршивой стряпни.
– У меня не раздулся пендикс?
– С твоим аппендиксом все в порядке.
Когда Рэйчел обернулась, старик уже принял сидячее положение и выглядел глубоко разочарованным. Но тут его взгляд упал на ее туфли и стал медленно и одобрительно подниматься вверх, к ее лицу.
– Черт побери,– прошептал он.– Гриффин, в твоей сумке найдется что-нибудь, чтобы мне скинуть с плеч долой лет двадцать-тридцать?
Взгляд, который Гриффин бросил на Рэйчел, был почти нежным.
– Это Рэйчел Маккиннон, Джек. Рэйчел, Джек Свенсон – самый ужасный повар на северо-западе тихоокеанского побережья.
Имя Рэйчел явно вызвало у Джека раздумье.
– Говоришь, Маккиннон? Какая-нибудь родственница Эзры?
– Его дочь,– ответил Гриффин, и что-то в его повадке заставило Рэйчел промолчать.