Женщины Флетчера
Шрифт:
Синие глаза Афины метнулись в сторону лавины абрикосового батиста, сброшенного прошлой ночью. Платье было перекинуто через спинку ближайшего стула и самим своим видом говорило слишком о многом. Оно было сильно помято, если вообще не испорчено окончательно, и к его складкам прилипли листья и увядшие потемневшие лепестки цветов яблони.
Подбородок Афины едва заметно дрогнул, а пальцы, сжимавшие спинку кровати Рэйчел, побелели.
– Вы с Гриффином – как вы вчера вечером смогли пробраться в дом, не попавшись
Рэйчел села на постели и слегка зевнула. Смеясь, они прокрались вверх по лестнице, ведущей из кухни, но Рэйчел вовсе не собиралась доверять свои секреты Афине. Это было частью прошедшего вечера, частью волшебства, и потому ее личным делом.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – солгала она. Выражение потемневших синих глаз стало жестким, требовательным.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Ты можешь дурачить маму с папой, но у меня нет никаких иллюзий насчет твоей безупречной деревенской нравственности. Запомни это, Рэйчел Маккиннон.
Рэйчел чуть покраснела, но не почувствовала стыда. Возможно, заниматься любовью с Гриффином было неблагоразумно, но в этом не было ничего дурного. В этом просто не могло быть ничего дурного.
– Мне очень жаль, что вы не одобряете меня, Афина,– Сказала она, откидывая легкое покрывало и грациозно спрыгивая с кровати.– Но сейчас, если вы не возражаете, я хотела бы подготовиться к принятию ванны.
Афина тихо, презрительно хмыкнула:
– Дура. Гриффин использует тебя – ты для него просто забава.
Чувство необъяснимого страха, которое преследовало Рэйчел два дня, вновь вернулось, но оно не было связано ни с Гриффином, ни с тем, что говорила Афина. Однако оно вызвало у Рэйчел тупую, ноющую боль в самом низу затылка. Доставая свежее белье и простую хлопковую блузку и юбку, Рэйчел не обращала внимания на Афину, надеясь, что та уйдет сама.
Но пока она ходила по комнате, Афина следовала за ней, словно готовясь в удобный момент нанести удар. Однако Рэйчел не ощущала страха; наоборот, она подсознательно питала надежду, что эта избалованная надоедливая женщина решится на какой-нибудь угрожающий жест. Приятно было бы подраться с ней, пусть даже самым неподобающим для леди образом.
– Ты думаешь, что он любит тебя? – яростно продолжала Афина. – Думаешь, он собирается жениться на тебе. И вчера ночью, судя по состоянию твоего платья, ты, вероятно, каталась с ним по земле, как какая-нибудь... какая-нибудь потаскушка.
Сжимая в руке щетку для волос, Рэйчел остановилась и с убийственным спокойствием взглянула в лицо Афине.
– Я знаю, что он собирается жениться на мне,– спокойно сказала она.– Он сделал мне предложение.
На лице Афины отразилось смятение, но она быстро взяла себя в руки. Ее прекрасные плечи, открытые платьем из белого шитья, без бретелек и рукавов, напряглись.
– Понятно. А он говорил тебе, Рэйчел, как хвастался тем, что овладел тобой? Он рассказал Джонасу.
Последовало тяжелое молчание, головная боль Рэйчел заметно усилилась.
– Это ложь.
– Хочешь верь, хочешь нет, Рэйчел. Спроси Джонаса.
Рэйчел почувствовала головокружение и тошноту. Она пыталась говорить, оспаривать сказанное Афиной, и не могла.
Афина покраснела от злобного торжества:
– Он хвастался Джонасу, что, когда взял тебя, ты была девственницей.
Рэйчел повернулась и, в поисках опоры, ухватилась за край бюро. В памяти у нее звучал голос Гриффина, она вновь слышала все те ужасные вещи, которые он говорил Филду в день, когда они спустились вниз по склону горы. В тот день, когда она покинула Провиденс, когда Гриффин почти собственноручно отправил ее на пароход.
Я не знал, что она девственница... И мне это удалось...
Она беззвучно помотала головой, но это было совершенно бессмысленно. Правда, уродливая и постыдная, оставалась – Гриффин рассказал Джонасу о той ночи в поселке лесорубов, наверняка рассказал. Иначе откуда Джонас мог получить такие интимные подробности происшедшего?
Лихорадочно ища утешения, Рэйчел сжала в руке прекрасный жемчуг, подаренный Гриффином, и лежащий рядом золотой браслет.
Но Афина стояла тут же и заметила ее движение. Она замечала все и засмеялась тихим злорадным смехом:
– Он дарил тебе подарки? О, Рэйчел, неужели ты думаешь, будто это что-то значило? Ты, наивная глупышка, разве ты не знаешь, что мужчины делают девушкам подобные подарки в награду за оказанные услуги? Это гораздо цивилизованнее, чем просто оставлять деньги после того, как все закончено.
Горячая тошнота сдавила горло Рэйчел, и она закрыла глаза, пытаясь унять боль, пронизывающую каждую частичку ее существа.
Почувствовав свое преимущество, Афина язвительно продолжала:
– Ты ведь не могла поверить, что такой мужчина, как Гриффин, станет всерьез связываться с такой, как ты? Святые небеса! Гриффин – богатый, образованный человек – зачем ему какая-то дочь лесоруба?
Колени Рэйчел дрожали, грозя подогнуться, но она собрала последние силы и устояла на ногах.
– Уйди отсюда, Афина.
Афина легким шагом пересекла комнату, пропев притворно-беззаботным голосом самодовольное «прощай». Как только дверь за ней закрылась, Рэйчел ощупью добралась до кровати и повалилась на нее ничком, слишком потрясенная, чтобы плакать. Она долго лежала неподвижно; все внутри у нее разрывалось от беззвучных криков, которые один за другим раздавались во тьме, окутавшей ее сознание. Как она могла быть настолько глупой, чтобы поверить в любовные объяснения Гриффина, настолько распущенной, чтобы отдаться ему так, как это сделала?