Женщины, о которых думаю ночами
Шрифт:
В январе 1925-го развод с Брором вступил в законную силу, и в марте Карен выехала в Европу. Она писала матери о своих ожиданиях: увидит родной дом, сможет купить в Париже наряды, прикоснется к искусству, услышит музыку, опять попробует на вкус фрукты, ржаной хлеб и креветки. Мать она просит заранее купить норвежского овечьего сыра – о нем мечталось так давно!
В Дании на нее навалилась тоска. Будущее в Африке выглядело шатким, Денис появлялся редко, а одной ей было чертовски тяжело. Карен даже заговорила о ненависти к Африке и подумывала остаться в Дании. Чем дальше, тем привлекательнее казалась ей эта мысль, хотя на пороге сорокалетия жить под одной крышей с матушкой в Рунгстедлунде казалось совершеннейшим безумием. В комнате на чердаке не требовалось бы предпринимать стольких усилий, все было бы легко и просто, как прогулка по саду! Карен начала рассматривать свою жизнь как утомительную попытку забраться на крутую гору. Это как если бы постоянно и безуспешно пытаться достичь чего-то большего – того, что кажется рядом… Она
Да, Карен. Зачем избегать простого и понятного? Почему бы не вернуться в родительское гнездо и не начать смотреть передачи о природе?
14.2.1918. Дорогая матушка… Есть что-то такое в сафари, что заставляет забыть обо всех заботах… когда сердце источает благодарность за то, что оно существует… Ты чувствуешь себя свободной лишь тогда, когда имеешь возможность отправиться в любом направлении этой равнины, поехать на реку в лучах заходящего солнца, разбить лагерь, зная, что следующую ночь проведешь под другими деревьями, окруженный совершенно иным пейзажем.
Первый день сафари. Фазаль забирает меня в десять утра на «Круизере» цвета сухого сена. Машина огромная, сзади вполне могут разместиться шесть человек. Мы даже обсуждали, что не будем брать большую машину, коли нас едет всего двое, но в итоге все есть как есть. Забираюсь на переднее сиденье, а Олли, Флотея и Мишель машут руками мне на прощание.
Мы направляемся к национальному парку Аруша. Для начала я пытаюсь немного разговорить Фазаля. Ему 34 года, полжизни он работает гидом и водителем. Отучился в Танзанийском институте дикой природы, изучал ботанику и зоологию, экологию, геологию, культурологию, психологию работы с клиентами и менеджмент. Сейчас занимает пост председателя Танзанийского союза гидов по природе, но работать в поле ему больше по душе. Фазаль из разряда тех, кто не сидит на месте. Ему хочется стать писателем: он хотел бы опубликовать сборник историй о сафари и поэтому детально расспрашивает меня обо всем, связанном с писательством. Как написать книгу? Как найти издателя? Как с продажами и маркетингом? Он несколько недоумевает, узнав, что писатель, как правило, сам пишет книгу, что никто за него в издательстве этим не занимается, и первое, что он должен сделать, – это просто начать писать. (Позже я сообразила, что в колониальный период была традиция заказа написания книги профессиональному писателю, и тогда лучше поняла, что он имел в виду.) Фазаль крайне удивился, узнав, что у меня нет юриста, который позаботился бы о том, чтобы издатель не обманул с объемом продаж и не прикарманил мои деньги. Он спрашивает: «Неужели ты просто веришь их слову?» – словно это самое невероятное из всего, что ему когда-либо приходилось слышать.
Когда мы подъехали к национальному парку Аруша, пошел дождь. У ворот только пара молодых американцев, сосредоточенно жующих жвачку – они добрались сюда на велосипедах и собираются продолжить путь на такси. Фазаль качает головой: обычному таксисту здесь нечего делать. У таксиста звонит телефон, девушка начинает ритмично мычать и подтанцовывать музыке, а я благодарю бога за то, что нахожусь в поездке одна и в своей машине.
Райские красоты национального парка Аруша начинаются сразу же за воротами. Холмы, луга с пасущимися на них зебрами, пятнистыми антилопами и бородавочниками. Идет небольшой дождик, повсюду влажно, зелено и спокойно. Мы едем сквозь вечнозеленый горный лес, окруженные птичьим пением. По пути к первой наблюдательной площадке вязнем в грязи на первом же крутом подъеме. Пока Фазаль раскачивает машину взад-вперед, кажется, проходит вечность. Я начинаю думать о тех туристах в такси и о том, что толкать машину среди этой жижи – точно не для меня! Все-таки машина выезжает из грязи, и мы, добравшись до места, делаем маленькую остановку на краю кальдеры Нгурдото. Из коричневого пакета Фазаль достает завернутый в пленку окорочок, яблоко, чипсы, сок и булочку. На дне кальдеры, в глубине кратера обрушившегося вулкана, виднеется стадо буйволов. Повсюду летают бабочки и растут финиковые пальмы. Погода налаживается, игра света и тени делает кальдеру совершенно невероятной.
Под вечер мы останавливаемся на площадке. Пейзаж захватывает дух: впереди вздымается обрамленная ожерельем облаков Килиманджаро, позади купается в лучах заходящего солнца гора Меру, внизу поблескивают озера Момелла, между которыми по заливным лугам гуляют жирафы, а вокруг всего этого на 360 градусов раскинулось безбрежье цветущей зелени. Склон горы Меру некогда обвалился, из-за чего она выглядит странно – одновременно плоской и выпуклой, словно кулиса. Но если бы мы решили подняться на вершину, то подъем на высоту четырех с половиной километров потребовал бы четыре дня, причем на каждого восходящего приходилось бы по шесть носильщиков; двенадцать на каждого в случае услуги категории «люкс», а для четырех в этой же категории – уже пятьдесят носильщиков. Они тащили бы наверх палатки, пищу, воду, переносные туалеты и одежду.
Вечером мы прибываем к месту нашего размещения – гостинице «Момелла Лодж», расположенной на краю изумрудно-зеленой саванны. Здесь в 1962 году снимали фильм Говарда Хокса «Хатари!» – о чем свидетельствуют фотографии на стене лобби. В этой кинокартине Джон Уэйн занимается ловлей носорогов и жирафов для зоопарков. Ходила байка, что звуковую дорожку захватывающих дух сцен охоты пришлось позже перезаписывать, потому что в оригинале слышалась только ругань потерявшего самообладание актера. Сейчас над этим местом витает дух прошедшей эпохи. Низкий сезон, повсюду пустота, и я – единственная постоялица в этом отеле. Мне сообщают, что электричество в вечернее время включают на пару часов. Если захочется принять теплый душ, то воду надо прогонять минут пятнадцать. Олли рекомендовал мне воздержаться от плавания в местном бассейне – туда любят захаживать бегемоты. По полу комнаты снуют черные волосатые сороконожки, и я уже со страхом думаю, что принесет с собой вечер. Надеюсь, не пищевое отравление. Как бы в качестве хоть какой-то компенсации за неудобства на покрывале моей закрытой пологом москитной сетки кровати выложено из ярких цветков бугенвиллеи сердечко.
Разбирая сумки, задумываюсь вновь о том невероятном количестве одежды, косметики и прочих нужных вещей, которые я потащила с собой в саванну. Моя сумка распухла от справочников, дневников, налобных фонариков, биноклей, зарядных устройств, соленых орешков, чипсов, бутылочек с водой, средств от солнечных ожогов, ночных кремов и кремов для кожи вокруг глаз, лекарств от малярии, от поноса, от боли и для сна. Запасные очки, запасные антибиотики, запасные батарейки и целая груда одежды цвета беж и хаки; кепки, штаны с накладными карманами, юбки и рубашки из толстой ткани для сафари – никаких пижонских вещей и – боже упаси! – красного цвета кроссовок – они могут привлечь внимание животных. Утешая меня, Олли констатирует: таскание на себе вещей рождает чувство безопасности. В принципе, можно стукнуть буйвола косметичкой по голове, если тому вздумается стать у меня на пути.
И все равно это место удивительное. Из окошка моего домика открывается вид на саванну, за ней – Килиманджаро в вечернем солнце, та самая Килиманджаро, которую в хорошую погоду видела Карен с крыльца своей усадьбы. Темнеет. Цветы космеи сияют в свете луны. Саванна начинает оживать. Где-то в темноте бредут буйволы. На Килиманджаро бушует буря. Мы с Фазалем ужинаем вдвоем в пустом ресторане отеля.
С утра льет как из ведра, но мы отправляемся в путь. Не видать и следа вчерашних гор – они исчезли ночью, как сон. Проезжая по огромным лужам, я вспоминаю тех туристов на такси: поди, застряли в какой-нибудь из этих грязных ям. Однако кругом пышущая роскошеством зелени природа, пейзаж колышется неоновыми волнами. Возможно, Хемингуэй думал о чем-то таком, давая название своей книге «Зеленые холмы Африки».
Иногда мы едем в окружении гигантских трав, и дороги совсем не видно, но Фазаль как будто знает, что дорога где-то здесь. Других людей не видно, зато предостаточно жирафов, зебр, водяных козлов и дикдиков. Буйволы, уставившись, молча смотрят на нас. Фазаль рассказывает о браконьерах, здесь это действительно серьезная проблема. Одно животное дает двести килограммов мяса, продав которое можно заработать миллион шиллингов (около пятисот евро). Так что соблазн велик, хотя наказанием за него является пожизненное заключение. Внезапно дорогу перекрывает стая павианов: крупные самцы недружелюбно посматривают на нас, не на шутку готовые защищаться. От них исходит сильный запах, они издают короткие горловые звуки, а затем исчезают в кустарнике, откуда доносится звук отрываемых и затем поедаемых листьев. Потом мы встречаем голубых мартышек: у них забавная мордочка, длинный хвост и словно щипцами завитый волнистый мех. На противоположном берегу озера Момелла стоят фламинго – розовые, но клюв у них темный. Объясняется это (как и то, что местное население ходит с потемневшими зубами) прежде всего вулканическими почвами, а также повышенным содержанием фтора в воде текущих с гор рек.
Останавливаемся в прибрежных камышах озера Момелла понаблюдать за обнимающимися жирафами. Кругом тишина, нарушаемая лишь пением птиц. Жирафы стоят очень тихо, но вдруг начинают вытягивать длинные шеи то вперед, то в стороны, совершая гипнотизирующие змееобразные движения, в то же время уклоняясь от движений друг друга. Очень трогательно и похоже на какой-то безмолвный мистический танец.
Наше нахождение в джипе тоже напоминает приглушенный танец теней, только в нем нет ничего трогательного или мистического. Фазаль весьма приятный, позитивный, вежливый и услужливый. Ему удается наперед прочитывать мои мысли. Если мы делаем остановку, чтобы понаблюдать за животными, он только по моей позе догадывается, когда нам пора двигаться дальше (если хочется посмотреть подольше, лучше вообще не шевелиться!). Если я берусь за карандаш на неровной дороге, он останавливается; как только опускаю карандаш – продолжает путь. Чуть я шевельнусь на сиденье, он спрашивает, все ли в порядке. Он снимает с моей одежды жучков, пришлепывает мух цеце, постоянно напоминает о необходимости утолять жажду, о солнце, о защитном креме, даже если небо затянуто тучами. Регулярно интересуется, не надо ли мне «выйти», и если не надо, замечает, что я слишком мало пью воды, и протягивает новую бутылочку. А еще он собирается вечером рассказать, что я должна буду надеть завтра (длинные брюки или шорты, сандалии или закрытую обувь), то тут же напоминает мне о шляпе, если мы поедем с открытым верхом. Для него комфорт и самочувствие клиента являются первоочередными вещами.