Женщины у колодца
Шрифт:
Шельдруп нашёл её там и спросил с участием.
— Ты всё здесь сидишь, Петра?
— Да, — отвечала она. — Уходи, Шельдруп!
Но он стал выказывать ей такое большое участие, что она поднялась на ноги и наградила его самой настоящей и заслуженной пощёчиной, хотя он и был сыном Ионсена. А как раз в это время кто-то находился внизу лестницы и, услышав этот звук, стал быстро подниматься по ней. Он увидал, что Шельдруп поспешно проскользнул в залу, а плачущая Петра стала, шатаясь, спускаться по лестнице и вышла на улицу.
Во всём этом была виновата
Докторская семья возвращалась домой с этого вечера вместе с Ионсенами. Фиа была очень довольна и много танцевала. Её раньше отправили домой, чтобы она поскорее легла в постель и её усталые ножки могли бы хорошенько отдохнуть.
Взрослым же хотелось ещё немного побыть вместе и госпожа Ионсен пригласила зайти посидеть некоторых знакомых и, между прочим, адвоката Фредериксена, который особенно интересовал её. Она пригласила также и Генриксенов, хотя они и не принадлежали к их обществу.
— Да, да, Генриксен, приведите свою жену и приходите сами. И вы тоже, господин почтмейстер! — говорила она. Но особенно церемонно пригласила она докторскую семью. Конечно, нельзя было их обойти. Ведь все они известны были своими злыми язычками и консул прекрасно знал это.
Сколько скрытой вражды существовало между всеми этими друзьями и задушевными подругами! Неприязнь редко вырывалась наружу, хотя никогда не исчезала и лишь тлела под пеплом.
Все возвращались домой, оживлённо беседуя и то, и дело останавливаясь. Шли четверо в ряд и таким образом заграждали дорогу прохожим. Кто хотел пройти по улице, тот должен был протиснуться вперёд, через их ряды. Летний вечер был слишком хорош и располагал к прогулке.
— Поздравляю вас, — обратилась докторша к госпоже Ионсен. — Фиа ваша была такая хорошенькая сегодня!
О, докторша могла быть беспристрастной и не завидовать другим родителям. У неё не было детей, учившихся в танцевальном классе. Семья доктора вообще была бездетной.
— Не думаете ли вы, что было бы лучше одеть её в платье из более лёгкой материи? — заметила докторша.
— Ей хотелось непременно иметь шёлковое платье, — отвечала консульша. — Притом же, там было и без того достаточное количество дешёвых нарядов. — А заметили вы, как Гейльберги нарядили свою Алису?
Одна из дам вдруг произнесла:
— У одной из молоденьких девушек была такая толстая часовая цепочка!
— Это была одна из дочерей консула Ольсена, — заметил кто-то.
— Да, да, — бедняжка! Семья Грюце-Ольсена очень тщеславна, — проговорила госпожа Ионсен снисходительным тоном.
Она не могла простить Ольсену, что он тоже сделался консулом и был богатым человеком. Казалось бы, ей следовало радоваться, что круг её знакомых дам расширяется. Но нет, это было ей неприятно. И все это замечали. Отчего у неё так пожелтело лицо? Вероятно от досады. Госпожа Ионсен, впрочем, страдала катаром желудка 4 .
4
Катар желудка — воспаление слизистой оболочки желудка; устаревшее название гастрита.
— Перейдём к другим темам, — заметил адвокат Фредериксен, народный оратор. Его голос громко раздавался среди тихого летнего вечера, точно это ораторствовал матрос в кабачке.
— Да, поговорим о другом! — повторил он, обращаясь к Ионсену. — Что, ваши пароходы уже находятся на обратном пути, господин консул?
Вопрос этот был приятен Ионсену и он ответил:
— Да. Пароход «Фиа» возвращается. Он довольно долго пробыл в отсутствии.
— Рад бы я был иметь деньги, которые заработала «Фиа»! О, это далеко не пустяшная сумма, о нет! — заметил Генриксен, владелец верфи.
Как приятно было консулу слышать это! Но он возразил:
— Я отвечу вам, потому что моё молчание может быть ложно истолковано. В действительности «Фиа» вовсе не принесла мне такого большого дохода. Частенько я мог только радоваться тому, что в состоянии выдержать конкуренцию. Но, разумеется, в последние годы...
— Ого! — воскликнул Генриксен и покачал головой.
— Напрасно так нападают на общественную нравственность, — внезапно проговорил доктор.
— Как так?
Доктор продолжал, как будто не расслышав вопроса:
— Если уж такой человек, как консул Ионсен, пользуется правилами общественной морали, то значит она хороша!
— Общественная мораль? Что это значит?
Наступило продолжительное и неловкое молчание. У доктора вовсе не было охоты говорить что-нибудь такое, над чем другие могли бы презрительно посмеяться, поэтому он ограничился лишь общим замечанием, обращённым вскользь:
— Это клевета, что деловые сделки и спекуляция всегда идут рядом.
— Но я ещё никогда не...! — воскликнул удивлённо Генриксен, подняв брови, как будто он вдруг услышал что-то очень важное в эту минуту.
Однако консул Ионсен был неуязвим. Может быть, его нельзя было считать образцовым во всех отношениях, но он был крупным и способным человеком. В народе называли его первым консулом, в отличие от других, явившихся позднее и не имеющих большого значения.
— Торговые дела представляют тоже работу, заслуживающую вознаграждения, — отвечал Ионсен.
— Да, я тоже так думаю, — возразил доктор. — Поэтому я и считаю неправильным называть торговые сделки спекуляцией.
— Всё-таки, в известной степени, это спекуляция. Мы все спекулируем. Прежде чем доктор сделается доктором, он ведь тоже спекулирует. Он рассчитывает, что докторская практика даст ему средства к жизни и стремится к ней... Вы покачиваете головой?