Женщины в пустоте
Шрифт:
Я не помню, о чём он спрашивал меня до этого, должно быть, ни о чём серьёзном. Потом он сказал: "Можно задать тебе нескромный вопрос?"
Я ответила: «Отвечать обязательно?» Или, может быть: «Я должна буду отвечать?»
"Желательно", – сказал он.
Я кивнула, и он спросил, был ли у меня кто-нибудь, был ли у меня уже мужчина.
Наверное, я могла бы ответить, что это его не касается. На самом деле, не знаю, почему я стала отвечать. Впрочем, кажется, вопрос не очень-то меня и удивил. Может быть, я так себе и представляла общение между мужчинами и женщинами. У меня не было никакого опыта в этом деле, настолько никакого, что я стеснялась этого и даже выдумала одноклассника, с которым якобы целовалась. Но вряд ли я могла бы соврать о том, что у меня когда-нибудь был мужчина. Даже мелкая ложь про поцелуи заставила меня мучительно покраснеть, и я боялась, что он мне не поверил.
Я ответила: "Нет".
Он воспринял мой ответ серьёзно, кажется, это было важно для него. Он даже не слишком это скрывал.
Может быть, ощущение другой культурной традиции, к которой он отчасти принадлежал – традиции народа более древнего, ровесника библейской ветхозаветной истории, принявшего христианство куда раньше, чем оно пришло на Русь, – делало всё то, что было между нами, непротивоестественным, имеющим право быть, может быть, даже почти нормальным.
Вот, кажется, он сидел и всерьёз проверял, гожусь ли я ему в жёны, гожусь ли я в матери его будущих детей.
Я подумала: возможно, мужчины, не имеющие генетической памяти о том, что такое жениховство нормально и допустимо, не могли бы вести себя так с девочкой, которой было только четырнадцать.
5.
Я не так уж часто вспоминала А.Д. в последнее время, хотя в квартире, где я жила, всё ещё кое-где порой попадались его вещи. Какая-то, скорее ментальная, чем физическая лень мешала мне сложить их все в дальний угол шкафа или даже выкинуть.
Теперь я вдруг вспомнила один наш разговор с А.Д., кажется, это было ещё в самом начале наших отношений. Не помню, почему мы заговорили об этом.
Даже когда мы с А.Д. были вместе, он не казался мне очень умным человеком, часто он говорил то, что вовсе не следовало бы говорить. В общем и целом, он лишь повторил тогда то, что я много раз и во многих выражениях слышала и читала раньше, с тех пор, как в школе мы под партой листали девичьи подростковые журналы. Везде, довольно пафосно, говорилось о том, что своего первого мужчину женщина запоминает на всю жизнь. А.Д. лишь повторил эту расхожую истину и добавил, что по этой причине каждый мужчина мечтает о сексе с девственницей. Чтобы она запомнила его навсегда. Он не сказал ничего нового. И всё-таки теперь я почувствовала знакомое, бывшее когда-то привычным, раздражение, которое А.Д., этот человек, во меня вызывал, и которое, мне казалось, я давно преодолела.
«Ничтожество. Пародия на мужчину, – подумала я. – Несчастна та женщина, у которой первым будет такое убожество».
Я злилась, и мне не нравилось, что воспоминания о его словах так меня задели.
Я встала и подошла к окну.
Технически моим первым мужчиной был человек, которого я встретила два года спустя после истории с Якобом. Он был врачом по профессии и тоже был на много лет меня старше. В этот раз не было и намека на чувства между нами, хотя я уже была в том возрасте, который не является преградой для отношений. Ни о чём серьёзном между нами не было и речи, кажется, мы даже не скрывали друг от друга своего безразличия.
Это была ничего не значащая связь, первая из нескольких в тот период моей жизни.
Но это было позже.
За окном висело серое небо.
С той ночи, когда я вдруг вспомнила о Якобе, прошла неделя. Я посмотрела на календарь.
Мне казалось маловероятным, чтобы сам Якоб хоть раз за все эти годы вспомнил обо мне. На момент нашей встречи он был уже взрослым человеком, и в его жизни, должно быть, это был лишь краткий, ничего не значащий, эпизод.
Несколько раз, я помнила, он при мне называл женщин тварями: кажется, у него был не слишком приятный опыт, связанный с неверностью девушки, незадолго перед нашим знакомством. Быть может, и я, когда не пришла на следующую встречу, стала для него «тварью».
***
Некоторые подробности я совершенно забыла.
Например о том, что Якоб в прошлом был женат, и что он тогда лишь недавно развёлся; наверное, я в то время не придала этому факту значения. Казалось, это было уже в прошлом. Он и его жена жили вместе восемь лет и развелись "из-за отсутствия детей" – так было написано у меня. Теперь я вспомнила. Он не сказал, кто потребовал развода, и я тотчас решила, что это был он и что он, должно быть, очень требовательный и даже жестокий человек. Его жена не смогла подарить ему детей, и он развёлся с ней – кажется, таким образом я представляла себе всё это.
Может быть, так оно и было.
У меня было написано: «развёлся недавно». И тем не менее я вспомнила теперь историю с неверной девушкой, и получалось, что после развода, к моменту нашей встречи, у него был ещё один неудачный опыт совместной жизни, сожительства, с девушкой, которая ему изменила, или даже изменяла, водила кого-то в их дом. Он назвал её "тварью". Обобщив, он сказал, что вообще все женщины – твари, потом, уже тише, добавил, что меня он к ним не относит. Его слова мне не понравились, но я ничего не сказала.
Время, когда я посчитала бы своим долгом открыто возмутиться в ответ, для меня ещё не пришло.
***
Я отошла от окна, села в кресло и закрыла глаза.
Я всегда считала себя умной, я училась лучше большинства, читала больше других, и потому мне стоило немалого труда заметить наконец, сколько раз, как часто, я понимала других людей совершенно неправильно. Я в целом, мне казалось, понимала главную причину своих ошибок и всё же ничего не могла с этим поделать. С тех пор как я начала это замечать, я потеряла уверенность в своей способности судить о людях верно.
Я перебирала в памяти слова Якоба и пыталась догадаться по ним, кто он был, этот Якоб, и что я на самом деле значила для него.
Возможно, объяснение было только одно, и оно было на поверхности: он дурил мне голову, он лгал. Возможно, ему было всё равно, что говорить.
Странно, что столь простому и очевидному объяснению я упорно не хотела верить.
Может быть, я невольно всё-таки поверила ему тогда и теперь не могла преодолеть или пересмотреть эту веру. И потому верила, продолжала верить ему сейчас.