Женская рука

Уайт Патрик

В этих словах ее было что-то загадочное. Да и сама кирия Ставриди, вся в черном, была точно призрак, окутанный пеленою пара. Я молчал, не зная, что ей сказать. Тут только я заметил, что кирия Ставриди пришла не одна.

— Познакомься, это моя Титина. Ты ведь не будешь ее обижать?

— Нет, что вы, — пробормотал я и перевел взгляд на ее дочку.

Титина Ставриди стояла у кресла. Вся в белом. Оборки, оборки, оборки, и тут и там — атласные бантики. Бантики были розовые, а так остальное все сплошь белое. Продолговатое лицо Титины

растянулось в улыбке, и мне показалось, что у нее недостает передних зубов, двух или, может быть, трех. Лицо ее напоминало по цвету банан — все в крупных бледных веснушках, а по краям волос, на лбу, кожа почти как мел. Мне вдруг почему-то подумалось, что Титина Ставриди, возможно, все еще писается по ночам. Должно быть, такой у нее был вид.

Тут в комнату вошла тетя Урания, которая, наконец, услышала, что ее зовет наша горничная Афродита.

— А, кирия Ставриди, — проговорила она с порога низким мужским голосом. — Какими же это судьбами? Так вы, оказывается, в Александрии.

И протянула руку.

Кирия Ставриди порывисто поднялась с кресла и, пыхтя, отдуваясь, двинулась ей навстречу. Она была огромных размеров, особенно сзади. Остановившись в шаге от тетушки, она склонилась в глубоком поклоне; последовало легкое рукопожатие.

— Надо же, как приятно, мадемуазель Урания. После столького времени! А что, простите… мадемуазель Талия? Я помню, она такая изысканная!

Тетя Урания заметно смешалась.

— Моя сестра больна, — проговорила она наконец. — У нее мигрень.

На лице гостьи изобразилось волнение. Она принялась выражать сочувствие. При этом она задышала так часто, так тяжело, как будто ей не хватало воздуха.

Затем разговор пошел о каких-то совсем незнакомых людях, а это всегда было неинтересно.

— Дионис, — сказала тетя, когда наступило молчание. — Может, ты погуляешь с Титиной. Показал бы ей сад. Вам, детям, тут делать решительно нечего.

Но я стоял как вкопанный, и тетя тотчас про меня забыла. Титина Ставриди тоже стояла как вкопанная. Она походила на статую — нелепую, глупую, безобразную статую. Какие толстущие у нее ноги, должно быть, мелькнуло у меня в голове. А эти бантики, панталончики все в оборках! Подойдя ближе, я разглядел, что нос у Титины картошкой, в веснушках, а на одной стороне — небольшая оспина. Глаза у Титины были огромные, синие и глупые-глупые.

— Мой муж, кстати, тоже, — говорила тем временем кирия Ставриди и почему-то запнулась, — постоянно хворает.

— Я помню, — сказала тетя Урания низким сухим голосом.

Гостья, похоже, совсем потерялась в словах. Вид у нее был грустный.

А между тем в дверях происходило движение. Алеко, Фроссо, не говоря уж об остальных, поочередно заглядывали в гостиную, вбегали и выбегали. Все, решительно все пришли посмотреть на ту самую кирию Ставриди из Смирны и на ее нескладную, безобразную дочку. И все они по очереди были представлены.

— Что ж, надеюсь, мы будем друзьями, — вздохнула

кирия Ставриди, обращаясь скорее к нам, детям, нежели к тете Урании, ведь теперь было ясно, даже я понял, что надеяться ей на дружбу с тетушками вряд ли стоит.

— Я думаю, Дионис будет дружить с Титиной. Ведь он обещал мне. Кстати, и возраста они почти одинакового.

При этих словах Агни прыснула со смеху, Алеко ущипнул меня сзади, а маленький Поль, со свойственной ему непосредственностью, подошел к Титине и дернул ее за атласный бантик. Бантик развязался; казалось, Титина вот-вот заплачет. Ничуть не бывало! Она распустила свой рот в улыбке. Она улыбалась! Она улыбалась даже тогда, когда кирия Ставриди, сказав, наконец, все, что нужно ей было сказать, взяла ее за руку и повела к двери.

Едва они ушли, мы все зашумели. Всех разбирал смех.

— Нет, вы видели! — кричала Фроссо. — Вот так кирия Ставриди! Видели, какие у нее зубы?

— А Титина-то, вот пугало! — вторила ей Агни. — Атласа-то — на подвенечное платье хватит.

— Неужели теперь нам общаться с такой вульгарностью? — сказал Алеко и с недоумением посмотрел на тетушку.

— Как ты смеешь так говорить, Алеко! — вскричала тетя Урания. — Это ты вульгарен! — и вдруг ударила его по щеке. — Сейчас же ступай к себе в комнату!

Все это вышло так неожиданно, странно: Алеко — почти уже взрослый, самый сильный… Но нас ожидало еще большее удивление.

— Смотрите, смотрите! — завизжала, запрыгала Мирто, показывая на пол. Она была тихоня и отличалась большой наблюдательностью. — Смотрите же, Титина описалась!

И точно, на полу возле кресла, любимого кресла тети Урании, виднелась лужица, какая обычно остается после щенков.

Все побежали смотреть, обступили, отталкивая друг дружку.

— А ведь такая уже большая, — вздохнула тетя Урания.

Вызвала Афродиту, Афродита пошла за своей знакомой, арабкой, та принесла ведро.

После этого происшествия о Ставриди словно забыли. Изредка доходили до нас слухи. Наши горничные видели, например, как она и он шли, заплетаясь, по улице, пели. Он, говорили горничные, выделывал кренделя. Но о Титине долго не было никаких известий. И вдруг — это было вечером, когда в поисках насекомых для моей коллекции я бродил со свечой по тенистому саду, — тетя Урания позвала меня в дом и сказала:

— Надо что-то срочно делать с Титиной. Завтра, Дионис, слышишь, ты пойдешь и приведешь ее к нам.

Отовсюду послышались унылые возгласы, а тетя Талия, которая сидела за фортепьяно в своем любимом лиловом платье с кружевным воротничком и играла Шумана, вдруг перестала играть и вся съежилась.

— Я?! Почему я?! — вырвалось у меня с отчаянием.

Но кому ж, как не мне, привести бедняжку Титину, объяснила тетя Урания. Я самый надежный, у меня доброе сердце. И я это знал. Даже кирия Ставриди тогда сказала, что обязанности зачастую ложатся на плечи средних.