Женское начало
Шрифт:
«Что я позволяю ему, что я позволяю себе», – в сладком страхе повторяла про себя Яна, вынужденно разжимая пальцы.
Марта ощущала ауру чужого волнения, протест нарастал в ней: «Яна, опомнись! Ты не имеешь права давать волю своим чувствам! Ты же – учительница!».
– Женя, ты не должен, мы не должны… – опустив, наконец, руки, произнесла Яна.
– Должны, Яна, должны! Я знаю, что ты – не процессор, а только хочешь им казаться. Я чувствую, что у тебя есть сердце. Посмотри на меня, Яна. Посмотри не как на ученика. Я же взрослый парень! У меня, между прочим, уже была женщина! – не удержался подросток от хвастовства.
В какой-то момент Марте показалось, что это ее чувства колеблются на чашах весов, между долгом и желанием, настолько она отождествила себя с Яной. Усилием воли Марта заставила себя посмотреть на ситуацию здраво, но не смогла понять, за кого болеть. Да, Яна старше мальчика, но они почти равны в своем опыте: продвинутый школяр и монахиня-учительница.
– Женечка, не надо… – почти стонала Яна.
Но подросток заставил ее замолчать, припечатав уста преступным поцелуем.
Колени Яны подгибались, а Иванов неуклонно подталкивал учительницу к топчану, где недавно лежал в качестве пациента. Она, как загипнотизированная, в нелепом медленном танце делала неуверенные шажки назад, уступая напору подростка.
Она чувствовала, как внутреннее напряжение выталкивает из нее жар, пылающий под белым полотном фехтовальной куртки, как плотно обхватывает ее шею высокая стоечка воротника. Иванов тоже ощутил этот жар, наплывающий на него от девушки и, нащупав на плече партнерши застежку, начал расстегивать ее. Не забывал он шептать Яне и ласковые слова, почерпнутые из примитивных фильмов, называл ее ласточкой и своей крошкой.
Марта, забыв о приличиях, прильнула к щелке. Надо постучать в дверь, прервать это безобразие: Яна совсем забылась. Тем более, что в любую минуту сюда могут прийти другие люди. Марта видела, что Иванов набирает очки, продвигается к победному финалу. Он уже скинул верхнюю часть своего комбинезона, и теперь пустые мохнатые рукава болтались у него по бокам, как вторая пара ног. Яна, казалось, не замечает этого. Марта мысленно умоляла подругу: «Опомнись!».
Вдруг Яна, будто подчиняясь безмолвному приказу, как настоящая фехтовальщица, резко переменила позицию. Она вырвалась из объятий подростка и села. От неожиданности он свалился с топчана, но тут же ухватился за ее колени. Яна протянула руку к белесой, вихрастой голове подростка и уже другим, нежным, материнским движением погладила ее.
– Ты замечательный парень, Женя, но…
– Ты думаешь, я несмышленыш? У меня уже были женщины! – Иванов вновь обхватил бедра учительницы, пытаясь расстегнуть боковую застежку ее белых бриджей.
Яна остановила руку парня – теперь не столько физическим усилием, сколько воспитательной интонацией:
– А любовь у тебя была?
– Я тебя люблю, Яна! Все остальное не в счет!
Марта боялась, что толчки ее сердца и учащенное дыхание услышат в кабинете. Не пора ли вмешаться! Но теперь появилась надежда, что Яна справится сама. В ее словах уже не было слабости, звучали лишь глубокая грусть и достоинство:
– Мне бы хотелось, Женя, видеть в тебе прекрасного рыцаря… Признаюсь… я очень одинока.
– У тебя нет мужика! – с торжеством уточнил Иванов. – Теперь будет. Я стану твоим рыцарем и твоим мужи… мужчиной!
– Хочу тебе напомнить, Женя, что рыцари поклонялись избранницам своего сердца издалека. Ты ведь читал «Стихи о прекрасной даме» Блока?
– Вроде, мы их проходили. Но это не то, Яна, что нам с тобой надо. Это отстой, нафталин. Побатониться – это святое дело, ты же взрослая, сама понимаешь.
– Что, что? – рассмеялась Яна, к ней возвращалось самообладание. – Побатониться! Ну, ты даешь, Иванов!
Яна отпустила руку мальчика и потянулась за своей курткой, лежащей в стороне. Марта за дверью тоже выпрямилась, отпрянула от щелки – стоять долго в согнутой позе при ее комплекции было затруднительно. Да и неловко, напомнила она себе, подглядывать за парой. Однако она продолжала слушать все, что говорилось в кабинете.
– Жаль, Иванов. Ты еще так юн, а в тебе столько цинизма.
– Меня Женя зовут, – угрюмо напомнил подросток.
– Неужели, Женя, в тебе нет ни грамма романтики и ты не способен испытывать одухотворенные чувства? Такие чувства я бы могла принять, а, возможно, и ответить на них.
Иванов замолчал, по-детски надул губы, растерянно блуждая взглядом по кабинету. Наконец он подыскал ответ:
– О чем ты говоришь, Яна? Такая любовь не в счет!
– О каком счете идет речь? Не понимаю.
– Так, вообще, – Иванов снова попытался обнять Яну, но уже без прежнего куража. – Я согласен быть твоим рыцарем. Я люблю тебя.
Марта, не выдержав, вновь припала к щели.
– И ты обещаешь подтянуться по моему предмету? – в Яне вновь заговорила учительница.
– Зачем ты так! Воспитываешь меня, как сосунка? – возмутился Иванов и отвернулся от Яны.
Неожиданно в коридоре послышался топот многочисленных ног, у Марты от испуга свело поясницу. Шумная толпа учениц в карнавальных платьях неслась к медкабинету. Еще мгновение, и девочки, тесня Марту, тоже сунули носы в щель. Дверь от их напора распахнулась, увлекая всех с внутрь кабинета.
Иванов и Янина Станиславовна не сразу поняли, что произошло. Только что они мирно сидели на топчане, беседуя друг с другом. И, если бы учительница и ученик не были полураздеты, их трудно было бы заподозрить в чем-нибудь крамольном. Но Яна, сидя в нательной майке, забывшись, теребила в руках свою белую (бежевую) курточку, а Иванов так и не удосужился натянуть на плечи приспущенный комбинезон.
Увидев вбежавших в кабинет школьниц, Яна поспешно закрылась курткой от взоров неожиданных зрительниц. Снова, как в тот раз! Когда-то Олег сфотографировал, чтобы выставить на осмеяние перед студентами, теперь она оказалась полураздетой перед девчонками. Иванов, наверняка, подстроил все это, чтобы похвастаться перед одноклассниками, а, возможно и поспорил на нее!