Женское оружие
Шрифт:
«Что еще за дядька такой? Надо будет Гришу поспрашивать…»
– А татя… случайно получилось, от отчаяния больше стреляла. Хоть и не метила я именно в голову, но тут повезло – повернулся он… – Арина вздохнула, вновь переживая тот ужас, и добавила тихо: – Это он как раз перед тем батюшку мечом добил…
Анна чуть губу с досады не закусила. И жалко ей было молодую женщину, пережившую такой ужас, и до смерти хотелось выспросить у этой странной вдовы все подробности того, что произошло тогда в лесу, узнать, как она решилась подставиться татям и под болты отроков. Да не просто подставиться,
«Да, бабонька, досталось тебе… Не всякая смогла бы выдержать. А уж если вспомнить, что мне Илья нарассказывал про остальные твои подвиги… и мужи бы растерялись. Ха! Мужи! И баба иной раз может мужей в лужу посадить!»
Вопросы прямо-таки жгли язык, но… боярыне невместно проявлять подобное бабье любопытство, да и дело, за которым она пришла сюда, было очень уж важным.
«Тяжела ты, доля боярская… Варвара, поди, никогда не задумывается, спросить или не спросить… Да и девки небось уже мозоли себе на языках набили, все косточки приезжей перемываючи. Только вот ты, матушка моя, не девка несмышленая… да и не Варвара… так что потерпишь».
– Про то, что в лесу было, мы с тобой в другой раз поговорим, – вернулась Анна к тому, что волновало ее больше всего. – Ты мне лучше вот что скажи: Андрея у нас в Ратном и жены, и девки стороной обходят, глядеть на него лишний раз боятся, а ты, говорят, сама ему поклонилась, когда об опекунстве речь зашла. Там же не один он был – и Лука, и другие ратники… Почему же ты именно ему доверилась?
Арина при имени Андрея еле заметно напряглась, но и в этот раз не замялась, твердо взглянула в глаза боярыни – только щеки слегка порозовели – и решительно сказала:
– Сама не ведаю… Я тогда его одного из взрослых мужей и знала хоть немного – он за нами с отроками приезжал, и поняла – надежен. А что боятся его все, так я только потом узнала… и до сих пор дивлюсь, почему даже родня его не видит. – Голос Арины дрогнул, но она договорила: – Он же одинокий очень. А душа – добрая и… трепетная. Я такого еще среди мужей и не встречала…
«Вот тебе, матушка-боярыня, и в твой огород камешек. И не камешек даже, а валун… Надо же – трепетная… Это у Андрея-то? Права Арина – никто у нас даже и не задумывается, что у него на сердце: привыкли, что предан как пес, а до иного и дела нету. А она и не знает, что у нас его все боятся… и почему боятся – тоже…»
– Другие на него годами смотрели и не замечали ничего, а ты, почитай, с первого взгляда разглядеть сумела, – задумчиво, словно себе самой, проговорила Анна. И тут же хлестнула вопросом, как давеча: – Кто тебя так видеть научил?
Арина – по глазам ясно было – поняла, О ЧЕМ ее боярыня спросила. И ответила обстоятельно.
– Бабка у меня была… не кровная родня, ее еще до моего рождения прадед в род ввел. Она и научила замечать не только то, что в людях на поверхности видно, но и то, что у них в глубине скрывается, – и, чуть помедлив, добавила почти что с вызовом: – Знаки Лады у меня на одежде – о ней память.
«Ну-ка, ну-ка…Что это за бабка такая… знающая?»
– Только этому учила? И ничему больше? – Вопрос опять прозвучал резко, но Анна видела – Арина прекрасно понимает, ЧТО ИМЕННО ее интересует и почему. Понимает – и не обижается.
– Почему
– Бабка крещеной была?
Тут Арина слегка смешалась, затрудняясь с ответом:
– Не знаю… никогда не спрашивала – я ведь тогда еще девчонкой была. От православной веры она меня не отвращала, наоборот, учила любую веру уважать. И с попом нашим мирно уживалась.
Анна вспомнила, что Илья рассказывал про того попа, улыбнулась и, заметно расслабившись, заговорила уже гораздо мягче: строгая боярыня опять уступила место доброжелательной и гостеприимной хозяйке.
– Ну даст бог, и найдешь ты у нас свое счастье. – Анна внимательно и со значением посмотрела на Арину и кивнула на ее пояс, где среди различных мешочков и привесок блестел одинокий серебряный голубок на конце серебряной же радуги. Видно было, что второго, парного к нему, с противоположного конца радуги когда-то отломили. – Я гляжу, голубок-то у тебя пару себе не ищет… Аль все еще не хочешь нового сватовства? До сих пор по мужу убиваешься?
Молодая женщина склонила голову и прикрыла глаза, как будто прислушивалась сама к себе, потом глубоко вздохнула, кивнула в ответ то ли на слова Анны, то ли на какие-то свои мысли и решительно сняла с пояса символ своего вдовства.
– Что со мной дальше будет – не знаю пока, да и не хочу далеко загадывать. Твой сын, Анна Павловна, нас в беде не оставил, Андрей Кириллович под свою опеку взял, Корней Агеич принял… Век за то им всем и тебе за ласку благодарна буду. Нам теперь новую жизнь начинать надо, а уж какая она сложится… Бог весть. Поживем – увидим.
Ужин Анна распорядилась принести Арине в горницу, хоть сестренки ее и спали уже, а сама она сказала, что ей многого не надо – три дня поститься будет в соблюдение епитимии. Да и не дали бы девки ей спокойно поесть на кухне за общим столом. С расспросами приставать не посмели бы, но уж пялились бы во все глаза непременно – любому кусок поперек горла встанет. Ну и помимо этого рассуждение имелось: и без того приезд этой странной вдовы вызвал сумятицу и нездоровое оживление и среди отроков, и среди девиц, правда, совершенно различного свойства. После того же, как отроки купеческого десятка языками поработали, и вовсе не остановить было разговоры. Хватит – одному уже Андрей язык порезал; пусть лучше нынешним вечером Арина в девичьей посидит, от греха подальше. Заодно и отдохнет.
Впрочем, эта предосторожность особого успеха не принесла: Анна отметила, как возбужденно переговаривались отроки, что толпились перед ужином возле девичьей. Да и девки, сбившись в стайки, усиленно чесали языками и пребывали в крайнем возбуждении, особенно Анька.
«Эк она мечется… Глаза злющие, щеки пылают. Видно, Петька сказал ей что-то… «ласковое» – то-то он на нее смотрит насмешливо. Наверняка она про Арину у него выпытывала, да и не у него одного, похоже. С Аньки станется отроков к ней ревновать… всех скопом. Ничего, ей полезно. А то ишь – привыкла считать, что она для них единственный свет в окошке… Куда моей дурочке тягаться со взрослой женщиной, да еще такой».