Женское оружие
Шрифт:
От одной лишь мысли, что единственный подходящий для этого человек – Листвяна, Анна сморщилась и припомнила чуть не все бранные слова, которые знала. Но деваться все равно некуда: Листвяна и баб приструнит (не гляди, что холопка), и Корнею сумеет все в нужном виде преподнести, да и с Лавром найдет способ управиться. Открыто-то перечить или попрекать не станет, но придумает что-нибудь.
«Умна, зараза. Добыл себе батюшка «сокровище».
Но сыну-то тоже надо было что-то и как-то объяснить, а то обязательно полезет сам разбираться. И ведь даже не угадаешь, чего придумает!
«Да
За этими мыслями Анна Павловна, однако, и о деле не забывала – надо было распорядиться, чтобы приготовили жилье для Веи. Жить, пока усадьба не готова да Стерв не вернулся из-за болота, она тоже будет в девичьей, благо свободных горниц там хватает. А ведь Илья говорил, что и его Ульяна завтра приедет.
Анна со вздохом проводила глазами дочерей: Машка взялась показать Ельке девичью избу, следом за ними увязались и Аринкины сестренки – так все вместе и двинулись к крыльцу.
«Дуры моему боярству завидуют. А от чего мне отказываться приходится, чего лишаться – знать не знают! Дочку на новом месте устроить и то некогда».
За девицами всякий раз после таких поездок глаз да глаз нужен был: у кого-то при каждом расставании с родными слезы на глаза наворачивались, иные, наоборот, излишне говорливы и веселы становились. Нелегко после встреч с родными, всем нелегко. Даже Анюта с Марией порой общему настроению поддавались, хотя уж они-то как раз при матери… Но сегодня Анька была на удивление тиха и задумчива, да и прочие девки, которые с ней в одной телеге ехали, выглядели как-то странно, будто в легком обалдении. Может, опять им Арина что-то эдакое рассказала?
Еще в дороге Анна Павловна заметила, что возле той телеги отроков крутилось больше, чем возле двух других, в которых тоже девицы ехали. Оно вроде и неудивительно – возле Анюты и Прасковьи всегда мальчишек хватает, да и Арина их тоже притягивает, даром что старше. А вот почему после первого смеха у них тихо стало – это непонятно. Илья, что ли, опять свои байки рассказывал? Он может! Анна в который раз посмеялась про себя, вспомнив присказку, которая с легкой руки Ильи стала в Ратном чуть ли не поговоркой: «Я женщина слабая, беззащитная… и скалкой, скалкой!»
Нет, не похоже, чтобы обозный старшина девок байками веселил – вон они какие притихшие, и сам Илья задумчив, и… благостный какой-то, что ли? Что же он им сегодня плел? Ладно, Арина расскажет непременно, да и Анюта не удержится, доложит матери; ну и сестре тоже похвастается.
А ведь дочь-то изменилась, заметно изменилась после того, как они с Ариной застали ее в пошивочной. Поначалу Анна и внимания особого на это не обратила, своими переживаниями занята была, вот и сочла, что та с перепугу притихла. Несколько слов, которые Арина тогда мимоходом бросила, сначала оглушили Анну, но после некоторых размышлений она решила, что гадать, как бы по-другому сложилась жизнь, смысла нет: что есть, то есть, и нечего Господа гневить, могло намного хуже повернуться – матушка сгоряча и про монастырь обмолвилась. На этом боярыня и успокоилась… или, по крайней мере, считала, что успокоилась.
А вот с проступком Анюты и ее наказанием за него не так просто получалось. Если верить Арине (а верить ей очень хотелось), то и проступка-то никакого не было – так, обычное любопытство
Но, с другой стороны, шалость шалости рознь. Так что, выходило, наказать Анюту все-таки надобно, чтобы впредь не забывалась, с бережением себя вела.
«Вот ведь голову сломаешь, пока придумаешь… Она же так перепугалась, что того ужаса уже никаким наказанием не затмить – на всю жизнь его запомнит. А может, так и сказать, пусть пережитый страх ей наказанием будет… и знание, ЧТО ее ждет, если, не приведи, Господи…
Дай бог, если поняла что-то наконец. Вон сегодня утром Арина ее одним движением бровей к порядку призвала, когда она было шум подняла, кто на каком месте в телеге сидеть должен. Что же она такое Аньке говорила-то – молча, без слов? Ладно, погожу пока вмешиваться, рано еще судить, да и не сглазить бы, но если она мне дочь в разум приведет – одно это великое дело будет…»
Обстоятельно рассказать Арине про решение свекра Анна так и не успела, только заметила мимоходом, что батюшка Корней несколько холопских семей Андрею выделяет, чтобы дом на посаде до холодов поставить, а подробности обещала позже, уже вместе с ним самим обсудить.
«Вот и станет у нас теперь Андрей семейным мужем… что бы он об этом пока ни думал. Похоже, он и сам уже привыкает к этому: сегодня у церкви после батюшкиных слов на Арину смотрел, словно спрашивал совета или искал защиты. У бабы!!! Эх, не дожила Добродея… Как она тогда сказала покойной свекрови? Бабы его осудили, только баба это и отменить сможет… если найдется такая, которая не испугается против всех пойти и перед которой он сам смирится. Нашлась, похоже, слава тебе, Господи!
О том, что с Андреем случилось, Арине непременно надо узнать. Не простой, конечно, разговор будет, но и тянуть нельзя. Испугать ее это не испугает, уже понятно, такая не отступится, но поможет ей Андрея понять. Поймет – значит, чужих ошибок не повторит, и Андрей рядом с ней цельным станет. А мне не придется в его надежности, а значит, и в Мишаниной безопасности сомневаться».
Впрочем, пока что разговор про Андрея Анна затевать с Ариной не стала. Такое второпях не обсуждают, да и некогда было – едва успела до ужина сама узнать все, что ее помощница в Ратном приметила. Откровенность Веи Анну не слишком удивила: умная баба сразу поняла, кого ей лучше держаться, и знак через Арину подала.
«Ну и правильно – она мне помощницей и в здешних делах станет, и куньевские ее своей считают. Если что, через нее действовать можно, они к ней прислушаются. Татьяну она перед остальной родней защищать будет, конечно, но ведь и сама сестру под себя подгребет и не заметит! Так что пусть уж она лучше здесь живет, в Михайловом городке, тут еще одна умная да решительная баба не помешает».
После ужина, когда отроки с девицами затянули на посиделках свои песни, Мишаня сам нашел мать. Она молча кивнула ему, чтобы шел следом, но в свою горницу сына не повела – душно там было, а устроилась на одном из многочисленных бревен, что лежали по всей крепости, и приглашающе похлопала ладонью рядом с собой.