Жернова. 1918–1953. Книга седьмая. Держава
Шрифт:
Когда за Ворошиловым закрылась дверь, Сталин сел на диван, занялся своей трубкой. Проворчал:
– Один не пускает танк, броню которого не пробивают пушки, другой не пускает пушки, способные пробить эту броню. – И с презрением бросил: – Им бы все шашками махать да на коне красоваться…
Вячеслав Михайлович молчал, смотрел в окно, за которым мелькали деревеньки, зеленеющие поля, одевающийся листвой лес. Он знал, что все эти споры касаются и его, но лишь в той степени, когда речь пойдет о производстве, металле, финансировании. Пока военные спорят, вмешиваться нет смысла. Когда
– Теперь с тобой, Вече, – заговорил Сталин, несколько раз пыхнув дымом. – Бери на себя наркомат иностранных дел. Летвинов не справляется. Пошли его послом… скажем, в Америку. Но пусть формально остается твоим замом. Разберись с тамошними кадрами. Кое-кого мы вычистили, но, думаю, не всех. Остались последыши Троцкого: от кого-то же он получает информацию. – Сталин помолчал, посмотрел в бесстрастное лицо Молотова, продолжил: – Наркоминделу нужна новая кровь, нужны новые люди. С завтрашнего дня и приступай. Решение Политбюро завтрашним же днем и оформим.
– А как с моим председательством?
– Потянешь и председательство. Я тебя знаю. Пока неким тебя заменить. Там видно будет.
Отпустив Молотова, Сталин вызвал Берию.
– Рассказывай, как там у тебя с Ежовым?
– Отпирается от всего, – обиженно заговорил Берия, точно Ежов обещал ему что-то, но обещания не выполнил. – Говорит, что никаких заговоров не устраивал, что по части чистки никакого своеволия не допускал, выполнял указания ЦК и решения съезда партии…
– Не могли заставить его говорить правду? – Сталин искоса глянул на Берию, занятый трубкой.
– Над ним работали Черток с Пинзуром. Они и мертвого заставят говорить, но Ежов стоит на своем: нет и нет.
– Жить хочет, – негромко произнес Сталин. – Ладно, оставь его в покое. А то твои чертоки из него дурачка сделают. А нам он нужен для суда. И вообще спешить с Ежовым не надо: пусть все успокоится, придет в норму. Мы теперь на новом этапе, нам лишние потрясения не нужны. Кстати, чертоков твоих, этих мясников… – Сталин пошевелил в воздухе пальцами, пояснил: – Они свое дело сделали.
– Я провожу кардинальную замену следственного аппарата, – склонил Берия прилизанную голову.
– Я слышал, у тебя какая-то Сонька Золотая Ножка мужикам половые органы отбивает… Это правда?
– От Ягоды осталась. Но я ее уже уволил из органов.
– Нам теперь пора переходить к законности и нормальному судопроизводству, – тихо произнес Сталин.
Берия сощурил недоверчиво глаза, но тут же спрятал их за бликами стекол пенсне.
В помещение вошел Ворошилов, остановился в дверях.
– Что-нибудь стряслось? – спросил Сталин, раскуривая погасшую трубку.
– Срочная радиограмма из Монголии, товарищ Сталин, – ответил Ворошилов и приблизился к столу.
– Читай.
– Сегодня утром японские войска численностью более тридцати тысяч человек атаковали наши позиции в районе реки Халхин-Гол с применением артиллерии, авиации и бронетехники. Бои развернулись на фронте около пятидесяти километров. Жду ваших указаний. Командарм первого ранга Штерн.
– На чье имя телеграмма? – спросил Сталин.
– На мое и твое, Коба, – произнес Ворошилов, и Сталин увидел, как беспокойно моргают его глаза.
– Штерн – он, что, в Монголии?
– Нет, он в Чите. Телеграмма из Читы.
– А кто командует нашими войсками в Монголии?
– Комбриг Фикленко.
– Что это за человек?
– Лично я не знаю, что это за человек. Но Штерн за него ручается.
– Штерн ручается, а нарком не знает. Что же ты за нарком, если не знаешь своих людей. Тем более, если они командуют такими ответственными участками…
– До сих пор этот участок ответственным не считался.
– Пошли туда кого-нибудь из людей, кого ты знаешь, на кого можешь положиться.
– Предлагаю Кулика, – тут же откликнулся Ворошилов.
– Кулика так Кулика, – согласился Сталин. – И пусть Штерн тоже там присутствует… если ты его хорошо знаешь.
– Штерна я знаю: он ответственный и грамотный военачальник.
– Вот и пусть они там надают япошкам по первое число. А ты контролируй. И докладывай обо всем, что там происходит, – жестко закончил Сталин и махнул рукой, отпуская и Берию и Ворошилова.
Глава 10
Василий Мануйлов вышел из проходной вместе с Димкой Ерофеевым. Димка торопился в институт, впереди у него выпускные экзамены, защита дипломного проекта. Димке есть куда спешить, и Василий подстраивался под его широкий шаг, слушал торопливые Димкины слова:
– Понимаешь, какая штука, корпус мотора из алюминия почти вдвое легче, чем из чугуна, а по прочности даже превосходит чугунный. Для авиации это огромная выгода. Там каждый грамм на учете. Но и для танка тоже. За счет мотора можно усилить броню, поставить более мощную пушку…
– Так-то оно так, – вяло возражал Василий, – но у алюминия коэффициент объемного расширения значительно больше, чем у чугуна, а при наших морозах неминуемы перенапряжения на отдельных участках. В результате трещины, разрыв материала. К тому же для сохранения однородности массы надо будет и все остальные детали делать из алюминия: кольца, пальцы, клапана, а это нереально.
– Реально, – не сдавался Димка. – Надо лишь подобрать такие присадки, чтобы выровнять коэффициенты…
Василий вспомнил, что на своем последнем занятии на рабфаке он выступал с рефератом по литью алюминиевых сплавов. Как давно это было. Если бы не выгнали, уже с год как работал бы инженером. Не повезло… А вот Димке повезло, а он и в тюрьме сидел, и в лагере, и даже участвовал в побеге. После этого и думай, есть судьба или нету, и почему она у одних такая, а у других совсем иная, хотя все исходные данные одинаковы или близки по параметрам. Может, у него, у Василия, твердости характера нет или еще чего? Может, ему драться надо за свою судьбу, не жалея ни кулаков, ни самой жизни? Вон Димка: тащил охранника на себе несколько дней по горящей тайге, в результате вновь стал хозяином своей судьбы. А посмотришь – ничего особенного. Да и на кого ни взгляни, все – ничего особенного, и он, Василий Мануйлов, тоже. Особенное – оно внутри, его не сразу и разглядишь.