Жернова
Шрифт:
В командирском блиндаже навстречу поручику вышел высокий светловолосый, голубоглазый офицер с перебинтованной головой.
– Подпоручик Фёдор Иванович Гулевич, командир первого взвода второй стрелковой роты, – представился он гостю. – Временно исполняю обязанности командира роты. Позвольте узнать: с кем имею честь беседовать?
Прибывший поручик достал из нагрудного кармана казённую бумагу, подал взводному.
– Пётр Сергеевич Труханов. Назначен к вам командиром роты. Как япошки? Шалят?
– О-о! Я вас давно жду, господин поручик, – приветливая улыбка застыла на загоревшем, обветренном лице. – А японцы всё укрепляют свои позиции. Однако и накапливают силы для наступления. Сегодня пополудни батальонный командир господин капитан Павел Степанович Лазарев доводил диспозицию, то есть приказ на предстоящий бой. Говорил, что, по данным разведки, япошки замышляют наступление. Вот только когда? Дело времени, господин поручик.
– Зови меня Пётр Сергеевич или просто Петя. Ведь мы, наверное, почти ровесники. Не так ли?
– Мне двадцать пять уже исполнилось.
– А мне – двадцать четыре. Старики мы, – гость обвёл глазами блиндаж, устало опустился на край кровати, что стояла в углу.
– Моя?
– Да, Пётр Сергеевич.
– Кто спал до меня?
– Ваш тёзка Пётр Николаевич Семакин. Капитан. Убит две недели назад при рекогносцировке, – доложил взводный. – Может, чаю? Или поужинаете с дороги?
– Будь добр, Фёдор Иванович, – гость жестом отказался от угощений, – служивого, что прибыл со мной и правил конём, приставь, пожалуйста, ко мне в денщики.
– Простите, у командира роты уже есть штатный…
Но ему не дал договорить поручик:
– В бою ведёт себя достойно. Я полагаюсь на него. Это мой приказ.
– Всё исполню, Пётр Сергеевич. Не волнуйтесь.
– Представишь меня личному составу завтра на побудке. Тогда же доложишь и обстановку, пройдём по позициям. И надо предстать пред очи батальонного начальства.
– Хорошо. Будет исполнено.
Когда в командирский блиндаж прибыл вызванный подпоручиком ротный фельдшер, поручик Труханов Пётр Сергеевич спал, раскинув руки, тихонько посапывая во сне.
Вторая стрелковая пулемётная рота находилась на правом фланге первого пехотного полка семнадцатой Сибирской стрелковой дивизии, на стыке с Барнаульским двенадцатым Сибирским стрелковым полком, прикрывали подступы к деревням Мугую и Сандяю. Русские солдаты переиначили названия населённых пунктов под себя и называли их не иначе как Сандяйка и Мугуйка.
На позиции роты выдвинулись после завтрака. Труханова сопровождал подпоручик Гулевич. За офицерами, помимо ординарца командира роты, неотступно следовал новый денщик рядовой Коштур.
– Ты-то куда, братец? – заметив денщика, поручик остановился, подозвал к себе солдата. – Твоя задача – быть при командире в быту, а не в бою. В бою есть вестовой, – указав рукой на ординарца, который вышагивал чуть в отдалении.
– Извиняйте, вашбродие, – солдат приосанился, поправил винтовку на плече. – Отныне я за вас в ответе везде: и в командирском блиндаже, и в бою. Вот как.
– Это кто ж так решил?
– Я! – солдат застыл перед командирами с непроницаемым выражением лица.
– Ну-ну, – Гулевич лишь махнул рукой. – У нас говорят: «Глупая голова ногам покоя не даёт». Пусть идёт.
Передовая линия обороны роты, извиваясь, проходила по склонам двух сопок, клиньями на флангах уходила в сторону врага, что позволяло в случае необходимости вести перекрёстный огонь, и, в то же время, обеспечивая огневую поддержку соседям на флангах.
Огневые позиции пулемётных расчётов были выбраны очень удачно и оборудованы со знанием дела. Каждый пулемётчик хорошо знал свой сектор обстрела, рубеж открытия огня; его второй номер всегда имел под рукой четыре снаряжённые ленты, готовые к бою. Это не считая ещё одной, уже заправленной в «максим» и заботливо прикрытой старой шинелью. Подносчики боеприпасов тоже знали свое дело. В самих окопах сделаны глубокие ниши, в которых лежала запасная коробка с патронами для пулемёта, личные вещи расчёта.
Для ближнего боя первый номер имел наган; второй – винтовку.
В тех местах, где окоп вырыть не представлялось возможным из-за каменистого грунта, были оборудованы удобные и надёжные обвалования из камней-валунов, плотно подогнанных друг к другу. Для большей надёжности обвалования сделаны широкими и высокими. И полукругом, для защиты от флангового огня противника.
– Добро, – не преминул заметить Пётр Сергеевич, визуально оценивая степень надёжности сооружения. – Добро, молодцы!
– Так что, господин поручик, командир пулемётного расчёта ефрейтор Жарков. Тобольские мы, если что, – вытянулся во фронт боец, находившийся здесь же за пулемётом. – Так что, господин поручик, добра этого завались, – и повёл рукой в сторону, где россыпью валялись разных размеров камни-валуны. – Хоть огневую позицию оборудуй, хоть крепость строй.
– Вижу, вижу, – Труханов посчитал своим долгом отметить солдатское рвение бойца. – Молодец, братец! – и, к удивлению свидетелей этой сцены, с чувством пожал руку пулемётчику. – Благодарю за службу, ефрейтор!
– Рад стараться, вашбродие! – гаркнул счастливый боец.
– Ну-ну. Продолжай нести службу, – похлопав по плечу солдата, Труханов с сопровождающими отправился дальше.
Японские позиции были чуть ниже в долине и хорошо просматривались с передовой линии роты.
Посетили и соседей: зашли в блиндаж к командиру роты Барнаульского полка, Фёдор Иванович представил Петру Сергеевичу хозяина блиндажа капитана Евгения Николаевича Сёмочкина. Попили чаю, побеседовали. Возвращались к себе в командирский блиндаж уже на исходе дня.