Жертва иллюзий

Соединенный талант столь разных авторов произвел на свет этот маленький мудрый рассказ — размышление о природе реальности.

Как только все собрались в Большом зале, Эдвард с выжидающей улыбкой поднял взгляд к потолку. Мгновение спустя внутри зала разразился град из жаб.

Гости завизжали. Тогда Эдвард взмахнул рукой, и ковер вдруг сам собой превратился в тысячу пастей. Каждая из них начала с жадностью заглатывать по одной и даже сразу по нескольку жаб. Но после того как все жабы наконец были съедены, пасти уже не могли остановиться в своей ненасытности и принялись грызть мебель.

Еще один взмах руки — и мебель превратилась в чистейшее золото. Раздался треск зубов, напоровшихся на металл, и пасти отпрянули назад. Мебель же, расправив крылья, теперь парила в воздухе в нескольких дюймах от ковра, подзадоривая его вновь испытать свою силу. Пасти исчезли, мебель мягко приземлилась, и ее золотые лапы чудесным образом снова стали деревянными, стоило Эдварду усмехнуться и отвесить низкий поклон аплодирующей публике.

Вивиан вздохнула. Она предпочла бы сейчас находиться где угодно, только не в этом зале; однако женщина и виду не подала, что ей скучно, и засмеялась вместе с остальными приглашенными членами Тринадцати Семейств. Она пыталась найти в памяти тот день, когда магия из-за отношений с Эдвардом утратила для нее свой блеск. Было время, когда каждый его трюк восхищал Вивиан просто потому, что это был его трюк. Теперь же, когда они близки, Вивиан бормочет слова заклинания, выдавая их за стоны самозабвенного восторга — только бы не видеть его лица, упрятать его под обликом другого человека, любого другого человека… не важно кого.

На каком-то отрезке их жизненного пути все разладилось.

Теперь, когда колдовские штучки Эдварда уже не забавляли Вивиан, ее сердце, которое она когда-то ощущала величавым императорским парусником, превратилось в обломок кораблекрушения — просмоленное бревно, опутанное шелковым парусом, словно заклинания, державшие его на реях, больше не действовали. Казалось, Эдвард еще раз направил это судно, и так со свистом несущееся к земле, носом в грязь. И все заляпанные ею жители Константинополя взирали теперь на Вивиан — на то, как померкло под влиянием настроения ее яркое, блистательное великолепие. Взирали как на солнце, заслоненное облаком пыли или вовсе переставшее светить.

Из-за спинки кресла Эдварда выполз питон с замысловато раскрашенной шкурой. Эдвард как можно шире — так, чтобы могло пролезть толстое тело змеи, — раскрыл рот и быстро проглотил ее. Собравшиеся в зале сливки общества в очередной раз покатились со смеху, подобно легкомысленным школьницам, надрывающим животики над пикантной сплетней. Вивиан так устала от всего этого, а от Эдварда — в особенности. Чего-то ему недоставало — именно того, что ей отчаянно хотелось в нем видеть, хотя она и сама толком не понимала, чего же именно. Она уже не в первый раз спрашивала себя, что за человек скрывается за его фокусами и чарами. Если она когда-то случайно и видела истинного Эдварда — даже временами от нечего делать наделяя его лицами других мужчин, — то видела перед собой человека, который прикрывался маской юноши с мужественной внешностью. Вивиан и сама следила за собой, защищаясь чарами и магией от превратностей старения, и она догадывалась, что настоящий Эдвард был всего лишь пустышкой. Не более чем продуктом искусного всесильного колдовства.

Хотя он был молод, а не просто казался молодым, он являлся, несомненно, самым могущественным в городе магом — и, значит, самым влиятельным членом Тринадцати Семейств. Они считались наиболее сильными в Константинополе колдунами, способными подкрепить свой статус быстрым крепким кулаком (хотя всегда издалека и только посредством магии; собственных рук они никогда не пачкали). Вивиан ужасно повезло, что ей удалось привлечь к себе его внимание, и даже больше, чем просто внимание, ведь недаром их связь оказалась такой продолжительной. Хотя, узнав Эдварда так близко, как теперь, Вивиан обнаружила, что задача эта была проще некуда. При всем своем магическом величии, в повседневной жизни Эдвард хитростью не отличался; его легко было сбить с толку и сделать орудием в руках изобретательной Вивиан. Ей приходилось долгими часами защищать Эдварда, скрывая его наивность от тех, кто его эксплуатировал и всячески маскируя свою главенствующую роль в семье. Эта забота всегда лежала на плечах Вивиан.

Но даже эта привилегия со своим возбуждающим эффектом давно для нее поблекла и стала чем-то вроде домашней рутины, — подумаешь, оберегать трон Эдварда от всевозможных недругов, тайных и явных…

Внезапно кресло Вивиан провалилось сквозь пол. Дыра в нем разверзлась мгновенно — так вырываются со дна бутылки пузырьки шампанского, чтобы с хлопком вышибить пробку. Вивиан лениво подумала, стоит ли ей напрячься в поисках заклинаний, которые спасут ее жизнь и не дадут разбиться насмерть при падении с высоты этого замка. Но она верила, что Эдвард уделит ей минутку и спасет (если, конечно, не отвлечется на какую-нибудь очередную шалость).

Вивиан воспользовалась моментом, чтобы насладиться передышкой от общества своих собратьев, членов Тринадцати Семейств, которых она всегда считала довольно скучными и едва ли забавными. Болтаясь в подвешенном состоянии, она глядела на раскинувшийся внизу город.

Справа возвышалось Великое собрание — сердце Константинополя — и врата, через которые проходят все посетители. Над его куполом земным солнцем сиял золотой глобус. Чуть левее громоздился Кафедральный собор — творение человеческих рук, столь же величественное в своем лишенном магии каменном могуществе. Два этих сооружения соперничали между собой, взметнувшись по обе стороны дороги, которая тянулась между ними — Великим собранием и Кафедральным собором. И все же они казались Вивиан ничтожными, иллюзорными продуктами фантазии…

Ее мысли прервал Эдвард, обняв ее сзади из-за кресла.

— Неужели ты ничуть не обеспокоилась? — спросил он, пряча лицо в ее черных локонах и продвигаясь пальцами от живота к груди. — Ты выглядела там, наверху, так восхитительно, что я не мог удержаться, чтобы не выкрасть тебя оттуда. Давай займемся любовью в воздухе, — прошептал он ей на ухо.

— У всех на виду? Как какой-нибудь простой моряк и его шлюха?

— Мы невидимы, — сказал он, комкая кружева на ее платье, и Вивиан знала, что даже их он только что сделал.

— Пожалуйста, Эдвард… понимаешь, не то чтобы я не верила, что твои заклинания удержат нас в воздухе, но я действительно предпочитаю удобства. Мне больше нравится, когда под ногами твердая земля, и кровать, и…

У Вивиан был в запасе длинный перечень предпочтений. Она надеялась, что сможет таким образом отделаться от Эдварда, но внезапно они очутились в его земном дворце. Игнорируя свои колдовские способности, Эдвард выстроил дом из природных материалов, и при этом он оказался столь же совершенным и роскошным, как и воздушные замки — предел мечтаний таких же, как сам Эдвард, владык. Если уж Вивиан суждено испытывать неудобство от близости с мужем, пускай это происходит среди земных благ, к которым она привыкла за время супружества.