Жертва мистификации
Шрифт:
Утром Беркутов пытался разыскать Шмыгова, но безрезультатно. Художник, как сквозь землю провалился. Жаль! Очень бы хотел Дмитрий посмотреть тому в глаза и спросить — отчего это он, такой солидный и такой представительный, врал вчера, как последний босяк и шелкопер? Очень бы хотел услышать, что тот скажет в ответ. Но, видно, не судьба. Эти вопросы ему с таким же успехом может задать и работник прокуратуры. А он, Беркутов, можно считать, свою миссию закончил.
Выяснив, что материал по самоубийству Аристархова находится на
Помощник прокурора Оленева оказалась женщиной неопределенного возраста, сухой, строгой, очень официальной и очень подозрительной. Прокурорский мундир с четырмя маленьикими звездочками на погонах сидел на ней безукоризненно. Такое впечатление, будто она в нем родилась.
— Здравствуйте! Вы по какому вопросу? — Оленева взглянула на него строго и подозрительно. Во взгляде так и читалось — «ходят тут всякие!» Видно, вид Беркутова действительно не внушал ей доверия. Цербер, а не помошник прокурора. Определенно.
Есть такое очень распространенное выражение — «не проходите мимо». Его употребляет коммерсант, зазывая граждан посетить свой чудо-универсам, страж порядка, призывающий общественность выступить на борьбу с преступностью, вор, стоящий у прилавка ювелирного магазина. А Дмитрий вспомнил его, глядя на эту строгую тетю в мундире. Она ему сильно не нравилась. Нет, он не мог себе позволить пройти мимо нее, чтобы, как говорила когда-то его бабушка, не позубоскалить. Нарисовав на лице глубокомысленность младенца и переминаясь с ноги на ногу, он сумущенно проговорил:
— Так я, стало быть, того... этого.
— Чего — того? — спросила помощник прокурора с уже плохо скрываемым раздражением.
— Ну там, — Дмитрий махнул рукой на дверь. — Этот... Как его... Ну, начальник ваш.
— Прокурор?
— Вот-вот, — «обрадовался» Дмитрий подсказке. — Прокурор. Точно!... Так я его того... Вот.
Голос у Олеговой моментально подсел, стал хриплым, как у заядлого курильщика.
— Чего — того?!
— Ну, чего-чего, — проворчал он. — Ну, того... Каюк ему, стало быть. Вот.
Глаза у помощника прокурора натурально выкатились из орбит, побелела лицом, тонкие губки запрыгали, как у обиженной капризной девочки, руки быстро-быстро зашарили по столу, а затем выдвинули ящик, где она, очевидно, хранила газовый пистолет. Вот когда она пожалела, что помощникам не выдают табельного оружия.
— Ш-шутите?! — пролепетала она, заикаясь, с последней надеждой в голосе.
Беркутов понял, что зашел слишком далеко и решил прекратить столь опасный эксперимент.
— Ага. Шучу, — ответил и полез в карман за служебным удостоверением.
Но Олегова не обратила внимание на его слова, а жест поняла вполне определенно. Вскочила и трясясь, будто осина при артобстреле, истирично закричала:
— Не сметь!! Не надо!! Не хочу!!!
Дмитрий
— Успокойтесь, Майя Кирилловна. Я — Беркутов Дмитрий Константинович. Только-что вам звонил и договаривался о встрече. Извините за глупую шутку.
Она завороженно смотрела на лежавшее на столе удостоверение, все ещё не веря в свое спасение. Постепенно лицо стало наливаться красной спелостью.
— Я этого так не оставлю. Вы мне за все ответите! Беркутов лишь усмехнулся её словам. Не настолько же она дура, чтобы так подставляться. Ее после этого свои же сотрудники со света сживут приколами. Он раскрыл дипломат, достал объясниния опрошенных и выложил перед Олеговой на стол.
— Это все материалы по самоубийству Аристархова. Если будут вопросы, звоните. Я там записал свой телефон. До свидания! — Он забрал удостоверние и вышел из кабинета.
Приехав в управление, Беркутов пошел доложиться шефу. Рокотов, выслушав его, спросил:
— Как ты, говоришь, фамилия художника?
— Шмыгов. Шмыгов Михаил Киприянович.
— Мне только-что звонили из Советского управления и сообщили, что Шмыгов сегодня ночью застрелился.
И Дмитрий понял, что кто-то его опередил и задал интересующие его вопросы Шмыгову первым. Определенно.
Часть третья: Без свидетелей.
Глава первая: Из рукописи романа «Дикий берег».
... За столом, покрытом темно-вишневым бархатом, трое в черных блестящих мантиях. Их ухоженные породистые лица по-монарши торжественны и невозмутимы. Они напомнили мне морды мраморных львов, встретивших меня перед входом в здание. Я остановился на почтительном расстоянии от стола. Поклонился.
— Кто ты? — спросил председательствующий.
— Послушник, желающий претворить в жизнь цели и задачи ордена.
— И каковы же эти цели?
— Создание гармонии мира подлинно свободными людьми, объедененными в нерушимое братство.
— Свободен ли ты сам?
— Мне кажется, что да.
— Это не ответ. В нем чувствуется сомнение. А сомнения разрушают веру. Они — благодатная почва для дьявола, сеющего свои козни, которые прорастут неверием в собственные силы, отчаянием и опустошонностью.
— Я свободен! — проговорил. И голос мой на этот раз прозвучал твердо и решительно.
— Мы это знаем. — Председательствующий чуть заметно кивнул головой. — Мы давно за тобой следим и довольны твоими действиями. Иначе бы тебя сюда не пригласили. Связывает ли тебя что с миром остальных?
— Нет.
— Даже воспоминания?
— Я от них избавился.
— Похвально. Что должен ты сделать, встретив врага?
— Убить его.
— Может ли быть врагом рыцарь ордена?
— Нет. Врагом может быть лишь предатель.