Жертва мистификации
Шрифт:
Увидев Беркутова Анатолий потемнел лицом, заиграл желваками и засучил кулаками. По его реакции Дмитрий понял, что Коретников звонил веселой вдове.
«Ой, блин, что сейчас будет!» — невольно подумал.
Он теперь пожалел, что решил обратиться к Коретникову. Дело в том, Анатолий, несмотря на свою несолидную, можно даже сказать, несерьезную внешность, был классным специалистом и имел массу друзей среди экспертов. Поэтому Дмитрий надеялся с его помощью побыстрее протолкнуть проведение экспертиз. Сейчас же эти надежды были под серьезным сомнением. Определенно. Однако, коль взялся за гуж, не говори,
— Здравствуй, Толя! Как жизнь молодая?! Что-то вид у тебя неважный. Не заболел?
— Слушай, кончай придуриваться, шут гороховый! — угрожающе прорычал Коретников, вставая.
— Не понял! Ты меня, Толя, ни с кем не спутал? Нет? Посмотри хорошенько. Я — Дима Беркутов, твой боевой товарищ по совместной борьбе с преступностью. Неужели не узнаешь?
— А разве не ты мне навялил эту сучку? — Анатолий стал медленно, но неотвратимо, как сама судьба, надвигаться на Беркутова.
— Ты собаку что ли купил? — спросил тот «удивленно». — Тогда ты меня определенно с кем-то спутал. Я никогда не был специалистом по собакам.
— Сейчас будешь, — пообещал Коретников, подступая. — Сейчас твое лицо превратиться в морду бульдога.
— Грубый вы человек, Коретников! — «возмутился» Дмитрий. — Кто бы мог подумать, что у такой умной и интеллигентной женщины, как твоя мать, может быть такой грубый и невоспитанный сынок, как ты. Парадоксы судьбы! Гримасы жизни! Не иначе.
— Откуда ты знаешь мою маму? — озадаченно спросил Анатолий, останавливаясь.
Дело в том, что Коретников был благодарным сыном и беззаветно любил свою мать, с которой вместе жил. Он потому до сих пор и не женился, что боялся, вызвать тем самым неодобрение матери. Он постоянно носил с собой её фотографию и всем показывал. Потому-то Беркутов, чтобы остановить непредсказуемого в своих порывах Анатолия, и решил обратился сейчас к ней за помощью.
— А помнишь, я был у тебя дома и ты нас знакомил? Неужто забыл?
— Не помню, — пробормотал, сбитый с толку, Коретников.
— Ну как же ты, Толя, забыл, — укоризненно проговорил Беркутов. — Она ещё угощала меня чаем с клубничным варением. Замечательная женщина! Да, с матерью тебе здорово повезло.
Клубничное варенье было любимым лакомством Анатолия, а его мать непревзойденным мастером по его приготовлению. О чем знали все, кто с ним был более или менее знаком.
При последних словах Дмитрия, лицо Коретникова смягчилось, стало наивным и доверчивым, как у ребенка ещё верящего в Деда Мороза. Теперь его можно было брать голыми руками.
— Ага. Повезло! — проговорил он с блаженной улыбкой на лице.
— Да, Толя, а что все-таки случилось? О какой такой сучке ты говорил?
— Да об Аристарховой этой, — неохотно проговорил Коретников. — Помнишь, ты советовал ей позвонить?
— Ну и?
— Ну, я и позвонил. Пригласил в ресторан.
— А она?
— Ответила: «Извините, мне некогда».
— Вот стерва! — «возмутился» Дмитрий. — Вот и верь после этого женщинам. Да? Я ж её за язык не тянул, верно? После того, как я тебя ей живописал, она сама сказала: «Да, очень интересный мужчина!»
— Врешь ты все, — недоверчиво сказал Анатолий.
— Да, что б мне, Толя, провалиться! Впрочем, ты тоже
— Действительно, я как-то об этом не подумал, — обескуражено пробормотал Коретников.
— Так что, Толя, не теряй оптимизма. Я думаю, что ещё не все потеряно и тебе ещё удастся завалить эту красотку с перпетуум мобиле впереди.
— Ну зачем же ты так, — укоризнено покачал головой Анатолий.
— Ты это о чем?
— Зачем ты все опошляешь?
— Извини, друг. Если это для тебя святое? Извини... Толя, ты не поможешь мне побыстрее провернуть экспертизы?
— Что за экспертизы?
Беркутов рассказал.
— Можно попробовать, — сказал Коретнмиков.
Глава четвертая: Тайна записной книжки.
Утром следующего дня Сергей Колесов вместе с Михаилом Дмитриевичем Красновым, Валерием Истоминым и прокурором-криминалистом Евгением Молостовым сидели в учебном классе кабинета криминалистики и ломали головы над разгадкой записей в записной книжке Заикиной. Все были уверены, что они — ключ к разгадке причин убийств и всего этого дела, но понять, что они означают, не могли. Сергей установил, что Заикина нигде, кроме театра, не работала. Тем более было непонятным происхождение этих записей.
На стенах висели портреты известных ученых: Павлова, Менделеева, Курчатова, Попова, Сеченова. Видно, Молостов имел слабость к портретной живописи. Истомин выписал мелом на доске несколько записей из книжки и теперь они смотрели на них, что баран на новые ворота. Колесов буквально физически ощущал насколько чугунной была голова — ни одной идеи, ни одного проблеска. Судя по упорному молчанию остальных, у них тоже дела обстояли не лучше. То, что буквы означают инициалы или имени и фамилии, или имени и отчества — это понятно. А вот, что означают цифры?
Дверь распахнулась и в класс стремительно вошел старший следователь по особо важным делам Сергей Иванович Иванов.
— Привет честной компании! — бодро поздоровался он.
Они ответили недружным приветствием. Иванов обвел их насмешливым взглядом.
— Старая гвардия вспоминает минувшие дни и битвы, где вместе сражались они? А что такие квелые? Боже, а глаза! Если по вашим глазам судить о всем человечестве, то его ждут нелегкие времена. Это точно.
— Послушай, Сергей, ты что себе позволяешь?! — неожиданно рассердился Краснов словам друга. Колесов уже отметил про себя, что он был сегодня в дурном настроении. — Люди занимаются делом, а ты врываешься, насмешки, понимаешь, строишь!
— Так если б делом, Миша, то кто бы стал возражать, — хитро улыбнулся Иванов. — А я вижу обратное — вы какие-то шарады разгадываете. — Он внимательно посмотрел на записи на доске. — Что это такое?
Истомин кратко объяснил.
— Ясно, — кивнул Иванов и ещё раз внимательно взглянул на доску. — Говорите, что прежде чем убить, потерпевшую пытали?
— Да, — подтвердил Валерий.
— Понятно, — раздумчиво проговорил Сергей Иванович.
— Понятно ему, видите ли, — раздражено проворчал Краснов. — Ходят тут всякие, суперпенов из себя корчат. Пришел. Увидел. Победил.