Жертва (в сокращении)
Шрифт:
— Это не совсем то, что я сказал. Вы что-то задумали?
— Вообще-то я предпочел бы воспользоваться пистолетом сорок пятого калибра — и воспользоваться с близкого расстояния, — сообщил Дуг. — Но мы с Мэри решили начать пикетировать мерзкого ублюдка. Расхаживать взад-вперед по улице перед его офисом, пока мистер Делани не признает, что попортил наше имущество, и не выпишет нам чек.
— Мэри? — спросил я. — Вы тоже собираетесь участвовать в этом?
— Еще как, — ответила она. — Собственно говоря, это моя идея. Нам только не хочется,
— И поэтому нам необходима уверенность в том, что мы не нарушим никаких законов, — сказал Дуг. — Уж попадать под арест, так за что-нибудь стоящее. За убийство, к примеру. Потому мы к вам и пришли. Мы хотим проделать все по закону.
Я откинулся на спинку кресла, улыбнулся.
— Это ваше священное право, и прибегнуть к нему — дело куда более умное, чем совершить убийство. Вы воспользуетесь свободой слова. Не вторгайтесь в пределы частной собственности. Не препятствуйте движению транспорта и пешеходов. Можете раздавать листовки, можете разговаривать с каждым, кто пожелает вас выслушать. Главное — ни к кому не приставать. Плакаты у вас будут?
— Разумеется, — ответил Дуг.
— На них не должно значиться имя Делани, — сказал я. — Это могут истолковать как оскорбление личности. Не используйте ругательных, да и просто грубых слов. Позаботьтесь о том, чтобы каждое слово было правдивым. Вот практически и все. И постарайтесь держать меня в курсе всех новостей.
Дуг и Мэри улыбались и кивали.
Я встал, они тоже. Мы вышли в приемную, Дуг пожал мне руку. Мэри же настояла на том, чтобы обнять меня.
— Ведите себя прилично, ребятки, — сказал я. — Оденьтесь потеплее — и насчет правильной обуви не забудьте.
Эппинги ушли, Джули вопросительно приподняла брови:
— Что?
— Они надумали пикетировать компанию перевозчиков.
Джули улыбнулась:
— Ну чисто школьники старших классов. — Она пошарила по столу и отыскала желтый клейкий листок. — Пока ты совещался с ними, тебе позвонили. Мистер Трапело, он сказал, что перезванивает по твоей просьбе.
Я возвратился в кабинет, набрал номер Филиппа Трапело. И после двух гудков услышал низкий мужской голос, произнесший:
— Трапело.
— Брейди Койн, — сказал я.
— Откуда у вас мой номер?
— Получил от Клодии Шоу, — сказал я. — Я хочу поговорить с вами о Гасе.
— Мы разговариваем только с теми, кто состоит в нашей группе, — сказал он.
— Я понимаю. Однако вы же знали Гаса лично. А я всего лишь помогаю его родным достичь какой-то ясности.
— Гас покончил с собой. Он предал нас, — сказал Трапело.
— И это понимаю, — согласился я. — Но мне все же хотелось бы угостить вас выпивкой, поговорить. Вне всякого протокола, и вы можете сказать мне лишь то, что сочтете нужным. Вы же понимаете, жене и сестре Гаса очень трудно смириться со случившимся. Да и мне тоже.
— Вы думаете, что это не было самоубийством?
— Полиция утверждает, что было, — ответил я. — А у меня еще остаются небольшие сомнения. Таково проклятие моей профессии.
Долгую минуту он молчал, потом произнес:
— Ладно, только не ждите, что я буду пересказывать вам что-либо из происходившего на наших собраниях. Гас был хорошим парнем. Да и родных его жалко. Вы сейчас в Бостоне?
— Да, — ответил я, — но могу встретиться с вами, где пожелаете.
— Дом ветеранов войны в Берлингтоне знаете?
— Нет.
— Это на Миддлсекском шоссе, проедете немного на запад от торгового центра и сразу его увидите. Как насчет восьми?
Я посмотрел на часы. Четыре с минутами.
— Буду, — сказал я. — Как я вас узнаю?
— Просто спросите Сержанта, — ответил Филипп Трапело.
Пока Генри шумно уплетал, сунув морду в миску, свой обед, я уложил поджаренное яйцо между двумя овсяными хлебцами и поставил тарелку с этим сэндвичем на кухонный стол.
Когда я доел его, было уже почти четверть восьмого. Я достал из шкафа куртку. Генри сидел передо мной, не спуская с меня глаз, говоривших: «Вот сейчас ты уедешь и никогда уже не вернешься».
— Тебе хочется прокатиться на машине? — спросил я у него.
«Прокатиться на машине» — это одна из фраз, входящих в состав обширного словаря моего пса.
Генри любил кататься. Уши его встали торчком, он склонил, глядя на меня, голову набок, а когда я кивнул, подбежал к двери, уткнулся носом в щель и заскулил.
В восемь с несколькими минутами я въехал на парковку Дома ветеранов войны. Это было невысокое одноэтажное здание. Я на дюйм опустил стекла в окнах машины, чтобы Генри было чем дышать, и сказал ему, что меня не будет больше часа.
Главный зал Дома ветеранов представлял собой просторное помещение с обшитыми сосной стенами, в левой его части располагался бар, несколько столиков с креслами, в правой — два бильярдных стола. За столиками, на которых стояли пивные бутылки и пепельницы, сидели, глядя на большой плоский экран телевизора, пожилые мужчины — десяток с чем-то. Четверо мужчин помоложе играли на бильярде.
— Мне нужно увидеть Сержанта, — сказал я одному из сидевших за столиком, совершенно лысому.
— Он вышел, — ответил тот. — Через минуту вернется. Пива хочешь?
— Конечно, — ответил я. — Спасибо.
Он встал, зашел за стойку бара и, вернувшись назад с бутылкой «Будвайзера», протянул ее мне.
— Меня зовут Тони, — сообщил он.
— Брейди, — сказал я. — Брейди Койн.
Тони присел за пустой столик, отодвинул от него ногой кресло:
— В ногах правды нет, Брейди.
Я сел.
— Эй, — крикнул Тони одному из бильярдистов, — позовите кто-нибудь Сержанта. Скажите, что к нему гость пришел.
После чего он ткнул пальцем в экран телевизора: