Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…

Маклин Алистер

Мери продолжала сидеть с неподвижным лицом, не сводя с отца немигающих глаз.

— Прости, — сказал он. — Я не хотел тебя обидеть. Это вышло неожиданно.

Даннет придержал дверь, пока Мери, хромая, не вышла из номера.

Глава 5

Для братства лучших гонщиков мира, как и для всех закоренелых путешественников, отель есть отель — место, где можно спать, где можно поесть, остановка в пути. И таковым он является для любого другого безликого человеческого потока. Однако недавно построенный Вилла-отель Чессни на окраине Монцы мог с полным правом претендовать на исключение из этого правила. Превосходный замысел нашел

и превосходное воплощение: великолепное сочетание архитектуры и пейзажа, огромные номера с высокими потолками, безупречно и комфортабельно обставленные, роскошные ванные комнаты, прекрасные, словно парящие в воздухе балконы, обильный и вкусный стол и первоклассное, приветливое обслуживание. Глядя на все это, любой бы подумал: вот она, грандиозная гостиница, непревзойденное пристанище миллионера, путь которого усыпан розами…

Однако таким отель должен был стать в недалеком будущем. А пока что Вилла-отелю Чессни предстояло приобрести свою клиентуру, свой особый стиль, свою репутацию, свои традиции, как надеялись его владельцы и покровители, а для достижения этих бесконечно желанных целей репутация честности в равной мере необходима и киоску, торгующему горячими сосисками, и отелю-люкс.

С другой стороны, поскольку ни один вид спорта на земле не привлекает такого поистине международного внимания, как Большие гонки Гран-При, администрация сочла благоразумным предоставить свой дворец за чрезвычайно низкую плату самым прославленным командам на период гонок в Италии. Лишь немногие команды не воспользовались приглашением, и едва ли кто задумывался о мотивах поведения администрации. Достаточно было знать, что Вилла-отель Чессни несравненно комфортабельнее и чуть-чуть дешевле, чем те австрийские гостиницы, которые они покинули двадцать дней тому назад с большим чувством благодарности. Вполне возможно, что в будущем году им здесь не позволят устроиться даже в подвальном помещении, но то будет через год, а пока…

В тот вечер, в последнюю пятницу августа, было тепло, но не настолько, чтобы оправдать подключение кондиционированного воздуха. Тем не менее кондиционеры в холле Вилла-отеля Чессни работали во всю мощь, и атмосфера в этом роскошном убежище от низших классов была более чем прохладной. Здравый смысл подсказывал, что такой микроклимат здесь совершенно не нужен, однако престиж этого требовал. Администрация просто помешалась на престиже, и кондиционеры продолжали работать.

Мак-Элпайн и Даннет, сидя рядом, но почти не видя друг друга из-за внушительной конструкции плюшевых кресел, в которых они скорее полулежали, чем сидели, были заняты делами более важными, нежели температура в отеле. Они почти не разговаривали, а если и обменивались порой двумя-тремя словами, то делали это без всякого воодушевления. Казалось, ничто их не может расшевелить.

Наконец Даннет забеспокоился:

— Наш бродяга-мальчик все еще не вернулся с трека.

— У него есть оправдание, — ответил Мак-Элпайн. — По крайней мере надеюсь, что есть, черт бы меня побрал! Чего-чего, а добросовестности у него не отнимешь, когда речь идет о работе. Он собирался проделать несколько кругов, чтобы проверить подвески и переключатели скоростей. Машина-то у него новая.

Даннет выслушал все это с мрачным видом.

— А передать Тараккиа это, видимо, нельзя?

— Конечно, нельзя, Алексис, вы, наверное, и сами это понимаете. Непреложный закон этикета. Джонни не только Номер Один среди гонщиков мира. Наши милые покровители, без которых мы не смогли бы развить такую деятельность (впрочем, я бы мог, но черта с два я буду один вкладывать такую сумму)… Так вот, наши покровители весьма чувствительные люди. Чувствительные к общественному мнению, конечно. Единственная цель, ради которой они пишут на наших автомобилях название своей фирмы, состоит в том, чтобы народ раскупал эти автомобили. Думаете, они наши благодетели? Ничуть! Разве что чисто формально. Организаторы рекламы. А цель рекламы — создать себе самый широкий рынок. Девяносто девять и девять десятых процента этого рынка, как вы знаете, лежит за пределами спортивного мира. Им важно только то, во что верит публика: А она верит в то, что Харлоу не имеет себе равных. Так что самый лучший и самый новый автомобиль должен получить Харлоу. Если он его не получит, публика потеряет веру в Харлоу, в «Коронадо», в рекламу этой фирмы, и притом совсем необязательно она будет терять веру именно в этой последовательности.

— Эх, да что говорить об этом! Может быть, для нар просто еще не пришло время чудес. В конце концов, никто не видел и не знает, чтобы он выпил хоть раз за последние двенадцать дней. Может быть, он еще всех нас удивит. А до Больших гонок в Италии осталось всего два дня.

— В таком случае, для чего ему понадобились эти бутылки с шотландским виски, которые вы унесли из его номера только час назад?

— Можно предположить, что он просто испытывал себя на моральную устойчивость. Но знаю, что в такое предположение трудно поверить.

— А вам?

— Откровенно говоря, Джеймс, я тоже не поверю. — Даннет снова погрузился в мрачное молчание, из которого вскоре вынырнул, чтобы спросить: — Есть какие-нибудь сведения от ваших южных агентов, Джеймс?

— Никаких… Боюсь, Алексис, что и надеяться больше нет смысла. Прошло уже четырнадцать недель с тех пор, как исчезла Мари. Это большой срок, слишком большой. Если с ней произошел несчастный случай, я бы уже знал об этом. Если имело место преступление, то я бы наверняказнал. Если бы ее похитили ради выкупа, я бы тоже наверняка об этом уже знал, как это ни странно. Но она просто исчезла! Пропала! Утонула! Просто ума не приложу.

— А то, что мы часто говорили про амнезию…

— Но я так же часто говорил вам, без ложной скромности, что Мари Мак-Элпайн — слишком известная личность, и какое бы психическое расстройство ее не постигло, ее бы сразу нашли.

— Да, вы правы. Мери очень это переживает, не так ли?

— Особенно последние дни. А тут еще и Харлоу… Алексис, мы разбили ей сердце, тогда в Австрии. Я не знал, как далеко она зашла… Ах, да у меня и выбора-то не было.

— Вы возьмете ее сегодня с собой на прием?

— Да. Уговорил кое-как. Лишь бы отвлечь ее от этих переживаний — только это я и твержу себе. А может, просто хочу успокоить собственную совесть?.. Не знаю, ничего не знаю. Может быть, делаю еще одну ошибку.

— Мне кажется, тут во многом виноват этот молодчик Харлоу. Значит, это его последний шанс, Джеймс? Еще раз — сумасшедшая гонка, еще раз — фиаско, еще раз — виски и точка? Так?

— Все так! — Мак-Элпайн кивнул в сторону вращающейся входной двери. — Думаете, нужно ему об этом сказать? Сейчас?

Даннет посмотрел в ту же сторону. По ступеням мраморной лестницы поднимался Харлоу. На нем был его обычный, безупречно белый комбинезон. Хорошенькая девушка, сидевшая за окошечком администратора, улыбнулась ему, когда он проходил мимо. Но Харлоу бросил на нее мгновенный, ничего не выражающий взгляд, и ее улыбка замерла. Он же продолжал свой путь через холл, и сотни уст умолкли при его приближении.

Казалось, Харлоу никого не замечал, он не смотрел ни направо, ни налево, и тем не менее можно было почти с уверенностью сказать, что его необычайные глаза ничего не упустили, ибо даже не глядя в их сторону, он круто повернулся и направился туда, где сидели Мак-Элпайн и Даннет.