Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…
Шрифт:
— Масса гонщиков с удовольствием поддержала бы вас.
— Что вы хотите этим сказать?
— А то, что этот пьяный забулдыга только что перекрыл рекордное время на две и одну десятую секунды. — Даннет все еще недоуменно качал головой. — Просто не верится!
— На две и одну десятую? На две и одну десятую! — Теперь настала очередь и для Мак-Элпайна проделать ту же гимнастику. — Не может быть! На целых две секунды! Не может этого быть!
— Спросите у хронометристов. Они повторили это дважды.
— О боже ты мой!
— Вы как будто недовольны, Джеймс?
— Недоволен? Я просто в ужасе…
— Я вас не понимаю.
— Он влил в себя полбутылки виски, Алексис!
Даннет уставился на него. Видимо, он не находил слов. Наконец он сказал:
— Не верю! Не верю! Может быть, он и гнал машину как дьявол, но вел ее как бог… Полбутылки виски! Да он наверняка бы разбился, если бы столько выпил!
— Может быть, и хорошо, что на треке никого не было. А то бы, пожалуй, он опять кого-нибудь угробил.
— Да… Но целых полбутылки…
— Хотите пойти и взглянуть в его бачок, что находится в ванной?
— Нет, нет, что вы! Разве я когда-нибудь сомневался в ваших словах? Просто я ничего не понимаю.
— И я… Я тоже ничего не понимаю. Ну, а где же сейчас наш чемпион мира?
— Уехал. Сказал, что на сегодня с него хватит. Сказал также, что на завтра занял внутреннюю дорожку, и если кто-нибудь его столкнет, он вернется и прогонит пришельца… Что-то он высокомерен сегодня, наш Джонни.
— Гм! Он никогда не говорил ничего подобного. Нет, Алексис, это не высокомерие! Это — чистая и распроклятая эйфория, парение в облаках. Вот это что! О боже всемогущий! Еще одна проблема на мою голову!
— Да, еще одна проблема, Джеймс.
Если бы Мак-Элпайну довелось в ту же субботу днем попасть на одну из невзрачных улиц Монцы, он бы смог убедиться, что его проблемы вдвойне и даже втройне усложнились.
С обеих сторон узкой улочки смотрели друг на друга два совершенно непримечательных маленьких кафе. Их объединяло нечто общее, а именно — полинявший фасад, с которого понемногу лущилась краска, обвислые камышовые шторы на окнах, выставленные на тротуар и покрытые скатертями из клетчатой материи столики и голый, казенный, удивительно неаппетитный интерьер. По обычаю, кафе такого типа — и одно, и другое — были разгорожены кабинками, открытыми в сторону улицы.
В одной из таких кабинок, поодаль от окна, на южной затемненной стороне улицы, сидели Нойбауер и Тараккиа. Перед ними на столике стояли нетронутые стаканы. Ни один из них не прикасался к питью, ибо их внимание было поглощено совершенно другим. Интерес обоих всецело сосредоточился на кафе напротив, где у самого окна, на виду, сидят в такой же кабинке Харлоу и Даннет. В руках у них стаканы, и они, по всей вероятности, заняты серьезной беседой.
— Ну, и что толку? — сказал Нойбауер. — Ну, выследили мы их, а что дальше? Ты же не умеешь читать по губам.
— Подождем и посмотрим, что будет дальше. А насчет того, что мы ничего не услышим, это ты точно сказал. О боже, Вилли, как бы мне хотелось уметь читать по губам! И с чего это они вдруг так подружились? Ведь последнее время они почти не разговаривали друг с другом, во всяком случае при всех. И почему им надо было прийти сюда, чтобы о чем-то поговорить? Наверняка Харлоу задумал что-то. У меня до сих пор ломит шею и затылок, я едва натянул сегодня этот проклятый шлем. А если он и Даннет действительно снюхались, значит, они оба что-то задумали. Только Даннет всего-навсего журналист. А что могут задумать журналист и бывший гонщик?
— Бывший? А ты видел сегодня его время?
— Все равно бывший. Вот увидишь — завтра он загнется, как загнулся на последних четырех гонках.
— Да, тут есть и еще одна странность. Почему ему так везет на тренировках и так не везет на самих гонках?
— Ничего странного тут нет. Всем известно, что Харлоу почти алкоголик. Я бы даже сказал — алкоголик, без всяких «почти». Ну, несколько кругов он еще может осилить. Три, пять, даже побольше. Но восемнадцать кругов на гонках Гран-При — разве можно ожидать от алкоголика, чтобы он выдержал такое напряжение? Непременно загнется. — Тараккиа отвел взгляд от кафе напротив и с угрюмым видом отхлебнул из своего стакана. — О господи! Чего бы я не дал, чтобы сидеть с этой парочкой рядом, в соседней комнате!
Внезапно он положил руку на руку Нойбауера.
— А может быть, этого и не нужно? Может, мы уже нашли пару ушей, которые все услышат? Посмотри-ка!
Нойбауер посмотрел в ту сторону, куда показал Тараккиа. В кабину, рядом с той, где сидели Харлоу и Даннет, крадучись и стараясь, чтобы те его не заметили, пробрался Рори Мак-Элпайн: в руке у него был стакан с чем-то темным. Он сел так, чтобы быть спиной к Харлоу. Между ними был всего какой-нибудь фут с лишним. Потом он выпрямился, почти прижавшись спиной и затылком к разделявшей их перегородке, — он явно вслушивался в то, о чем разговаривали собеседники. И вид у него был такой, словно он готовился стать опытным шпионом или агентом, работающим сразу на две стороны. Однако нужно было отдать ему должное — он, несомненно, обладал редким талантом слушать и наблюдать, оставаясь при этом незамеченным.
Нойбауер спросил:
— Как ты думаешь, что он затеял, этот юный Мак-Элпайн?
— Сейчас? Здесь? — Тараккиа развел руками. — Все что угодно. В одном можешь быть уверен — он не желает Харлоу добра. Я думаю, он старается собрать материал против Харлоу. Любую мелочь. Просто дьявол, а не парень. А как он ненавидит Харлоу! Признаться, я не хотел бы попасть к нему в немилость.
— Значит, у нас есть союзник? Не так ли, Никки?
— А почему бы и нет? Давай-ка придумаем, что мы ему скажем. — Он внимательно смотрел на противоположную сторону улицы. — Кажется, наш маленький Рори чем-то недоволен.
Он был прав, лицо Рори выражало смешанное чувство досады, раздражения и озадаченности: из-за высокой перегородки и глухого гула голосов других посетителей он мог улавливать из соседней кабины лишь обрывки разговора.
Как назло, Харлоу и Даннет говорили очень тихо. Перед ними стояли высокие стаканы с прозрачной жидкостью, в каждом плавал кусочек льда и ломтик лимона. Даннет задумчиво разглядывал крошечную кассету, лежавшую у него на ладони. Потом он аккуратно спрятал ее в карман.
— Фотографии шифра? Вы уверены?