Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…
Шрифт:
— Слушай, ангел мой… — начал он, смеясь и пытаясь обнять ее.
— Нет, Дик. Я совершенно серьезно.
Они долго смотрели друг на друга. Потом доктор Скотт вздохнул и слегка откинулся на своем вращающемся стуле.
— Что ж, хорошо, — сказал он с некоторым раздражением. — Кажется, я действительно конченый человек. Я дошел до такой точки, что ты мне мерещишься повсюду: я ем тебя за завтраком, я вижу тебя во всех обнаженных бюстах, к которым прикладываю свой стетоскоп.
— Дик!
— Я никогда не думал, что скажу какой-нибудь женщине: «Я не
— О, Дик, — только и могла прошептать Ева. Она обошла вокруг стола, села ему на колени и поцеловала кончик красивого носа Ричарда. Потом, соскользнув с его колен, сказала:
— Конечно. Я немедленно бегу к Карен на Вашингтон-сквер.
— Но побудь со мной еще хоть немного, — проворчал он. — Неужели ты не можешь сходить к Карен в другой раз?
— Нет. Я и так совсем ее забросила, а кроме того…
— И меня тоже бросаешь…
Он нажал кнопку звонка. Вошла сестра.
— На сегодня прием окончен, мисс Харриган.
А когда сестра вышла, позвал:
— Ну, иди ко мне.
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы я, как дурачок, бегал за тобой по всему кабинету? Ловил тебя?
— О, Дикки, милый, пожалуйста, не надо.
Ева энергично пудрила свой носик.
— Я должна пойти к Карен.
— Откуда вдруг такая любовь к Карен?
— Ну, пусти меня, Дикки. Я хочу все рассказать ей, дурачок ты этакий. Я просто должна хоть кому-нибудь рассказать!
— Ну, тогда я, пожалуй, немного вздремну, — сказал он. — Когда у тебя поднимается подбородок, спорить с тобой бесполезно. А я всю ночь не спал, сидел у кровати миссис Мартин. Я держал ее за руку и внушал ей, что рожать ребенка совсем не страшно, все равно что удалить зуб.
— О, бедняжка!
Ева поцеловала его.
— А она хорошенькая? Ну ладно, не буду. Спи.
— Вечером увидимся? В конце концов, надо же отпраздновать.
— Конечно.
Ева убежала.
Она появилась на залитой солнечными лучами Парк-авеню именно с таким видом, какой и должен быть у девушки перед свадьбой. Она сияла от счастья. Швейцар мило улыбнулся ей, а шофер такси бросил зубочистку и поспешил открыть ей дверцу.
Она дала адрес Карен и, закрыв глаза, откинулась на сиденье. Итак, наконец-то. Теперь уже свадьба не за горами. И не просто какая-нибудь свадьба, а с Ричардом. Конечно, будет масса сплетен о том, как она бросилась к нему на шею, как подцепила его. Ну и пусть их болтают. Они просто завидуют. И чем больше будут ей завидовать, тем счастливее будет она. Ей хотелось, чтобы все женщины мира завидовали ей. Миссис Ричард Барр Скотт… звучит отлично.
Такси остановилось перед домом Карен. Ева вышла, расплатилась с шофером и остановилась полюбоваться на Вашингтон-сквер. Было четыре часа дня.
Послеполуденное солнце ярко освещало геометрические фигуры газона, фонтаны и бесчисленных нянек с разноцветными детскими колясочками. Взглянув на колясочки, Ева вспыхнула. В последнее время она что-то часто стала думать о детях. Потом ей пришло на ум, что если они с Ричардом после свадьбы не смогут жить в Вестчестере или на Лонг-Айленде, то самым подходящим местом для них будет домик вроде домика Карен. Это самый красивый дом в Нью-Йорке. С достаточным количеством спальных комнат… с красивыми драпировками…
Она позвонила.
Ева с отцом жили в обыкновенной квартире на 60-й улице. Несмотря на все хлопоты и суету, на то, что они вложили в нее большие деньги, квартира все-таки оставалась самой обыкновенной квартирой. Но доктор Макклур категорически отказывался переезжать куда бы то ни было. Он должен был находиться в двух шагах от Онкологического института. И конечно, собственный дом для них был совершенно ненужной роскошью, поскольку Евы почти никогда не было дома, а доктор Макклур чуть ли не жил в лаборатории. И Ева очень радовалась, что Карен и доктор Макклур в самое ближайшее время тоже поженятся. Когда она уедет, он не будет таким покинутым и одиноким в этой ужасной квартире.
Дверь ей открыла незнакомая служанка. Это удивило Еву. Она вошла в вестибюль и спросила:
— Мисс Лейт дома? — Вопрос глупый, но его обычно всегда задают.
— Да, мисс. А кто ее спрашивает?
Служанка была мрачная молодая девушка, и, видимо, довольно неопытная.
— Ева Макклур. О, пожалуйста, не докладывайте обо мне, я своя, — сказала Ева. — А что случилось с Элси?
— Ее уволили, — слегка оживилась девушка.
— Значит, вы здесь новенькая?
— Да, мисс, я здесь три недели.
— Боже мой, — испугалась Ева. — Так давно! А где мисс Лейт? В саду?
— Нет, наверху.
— Тогда я пойду прямо туда.
Ева легко взбежала наверх по широкой лестнице, оставив в вестибюле немного опешившую служанку.
Нижний этаж дома Карен и помещения для прислуги имели вполне современный западный вид, приданный им модным декоратором. Но наверху царили Карен и восточный стиль. Спальни в японском стиле были все заставлены японской мебелью и различными безделушками, которые Карен привезла из Токио, из дома отца. «Как жаль, — думала Ева, поднимаясь наверх, — что так мало людей имеют доступ в верхние комнаты Карен. В них так много интересного, они как уголки музея».
Ей показалось, что одетая в кимоно фигура проскользнула в дверь гостиной. Ева поспешила догнать ее.
Конечно, это Кинумэ, старая служанка Карен. Ева совершенно ясно видела фигурку маленькой чужестранки, когда та входила в спальню Карен и закрывала за собой дверь. И прежде, чем Кинумэ исчезла за дверью, Ева успела заметить, что у нее в руках были листок японской почтовой бумаги и маленький конверт с изящным рисунком из розово-желтых хризантем.
Когда Ева собиралась постучать в дверь Карен, она открылась и на пороге показалась маленькая фигурка Кинумэ. В руках у нее теперь ничего не было, и она что-то говорила на своем свистящем языке.