Жертвоприношение любви
Шрифт:
Я поднимаю брови.
— Как продвигается твоя благотворительность?
— Вакцины, у которых прошел срок годности. Женщина, представляющая фармацевтические гиганты хотела загнать нам эти вакцины. И когда я сказала «нет», она была готова отдать их бесплатно, — она морщит лоб. — Что это все значит?
Я улыбаюсь. Может, в другой раз я расскажу ей, что такое афера.
— Как ты?
— Я была занята, — говорит она мужественно, две большие слезинки катятся по ее лицу.
Я утираю ее слезы.
— Хорошо. Оставайся занятой. Билли придет?
— Да, она будет здесь в десять.
—
— Итак ты собираешься встретиться с Джеем.
— Да. Я позвоню тебе после и дам тебе знать, что происходит.
— Может это уловка?
— Я не думаю.
— Ах, мой дорогой, я так тебя люблю.
— Жди моего звонка.
— Всегда.
Я целую ее в лоб, вдыхая ее запах, чтобы укрепить самого себя в мой самый трудный день жизни.
Встреча с Джеем заканчивается быстро. Безусловно, он скорее всего думает, что я немного лишился всего здравого смысла, это слышится в каждом его «э» и недоуменных паузах в середине предложений. Но он слишком сдержанный, чтобы прямо меня спросить, почему решил отказаться от всего. Я покинул его офис, сжимая в руке копии документов, которые просила Виктория. Копии документов возвращения Сораба, копии моей свободы от мира, в котором я так или иначе оказался в ловушке. Я чувствую внутри себя проблеск возбуждения, но сдерживаю его выражать открыто.
Слишком многое еще может пойти не так.
Я выбираюсь на улицу, и длинный черный лимузин с сильно тонированными стеклами останавливается прямо передо мной. Задняя дверь, находящаяся совсем близко ко мне, открывает. Я не боюсь смерти, и никогда ее не боялся. Я все равно сделаю то, что мне необходимо сделать, чтобы обезопасить свою семью. Я нагибаюсь, заглядываю внутрь, делаю глубокий вдох, и сажусь в лимузин.
— Монфорт, — спокойно приветствую я.
— И как мне вас называть? — спрашивает он бесцветным голосом.
— Надеюсь, вы не увидите меня снова, и это будет сугубо теоретический вопрос.
Он улыбается. В дневном свете его кожа особенно отталкивающая — белая, полупрозрачная, а вены зеленые цвета травы, как у внутренней стороны лягушки.
— Но вы увидите меня снова.
— После сегодняшнего дня я выхожу из игры.
— Боюсь, ваши услуги все-таки потребуются. Сходить с поезда, который несется на полном ходу, опасно дело.
Я смотрю на мои платиновые Greubel Forsey Tourbillion, приобретенные за каких-то полмиллиона долларов на аукционе Christie's «Значимые часы» две осени назад. Я снимаю их и помещаю на консоли между Монфортом и собой. Для того, кто не знает жест покажется полной бессмысленностью, но на самом деле, член общества и представить темной тайной организации, посвященный, понимает его с полуслова. Этот жест безошибочный.
Я молча выхожу из машины, закрываю дверь, и иду в обратном направлении. Через десять ярдов Брайан делает разворот и останавливается рядом со мной, я сажусь в машину.
— Отвези меня к этой суке, — говорю я.
28.
Блейк Лоу Баррингтон
Я отворачиваюсь от окна, когда слышу ее шаги. Не торопливые, медленные. Это последняя часть. Я почти свободен. Замок на цепи вот-вот разрушится.
Дверь закрывается за ее спиной. Она одета в черно-белый костюм, и ее «торговая марка» черный жемчуг красуется на шеи. Волосы блестящие и локоны спадают на плечи. Наши глаза встречаются. Невозможно думать о ней в каком-нибудь другом контексте, кроме как, о моем злейшем враге.
Я протягиваю ей телефон.
Она не произносит ни слова. Бросает взгляд на бумаги, которые я уже разложил на пластиковом столе, берет телефон. Наши пальцы не соприкасаются.
Набирает номер, ждет соединения и говорит всего лишь слово: «Спекулянтка». Затем отсоединяется и кладет трубку на стол между нами. Я сижу в ожидании так же, как и она. Ни один из нас ничего не говорит. Через некоторое время она забирает документы, которые лежат на столе и небрежно, как будто это очередной журнал, о котором она совершенно не заботся, пролистывает их.
Я поворачиваю голову к окну. Сегодня прекрасный день, светит солнце. Я так напряжен, что чувствую сильное напряжение внутри моего тела, желая, чтобы оно как-то отпустило меня. Я делаю несколько неглубоких вдохов и продолжаю контролировать себя, раздаются только звуки, словно она листает совершенно неинтересную газету. Через несколько минут ей уже совсем надоедает показывать поддельный интерес к документам. Она бросает их на стол и смотрит в мою сторону. Я не оборачиваюсь, поэтому она тоже поворачивает голову и смотрит в окно
Двадцать минут спустя звонит мой телефон. Мое сердце начинает стучать с таким грохотом, что мне кажется, будто она слышит. Я принимаю вызов, и Брайан говорит мне:
— Он у нас.
— Спасибо, — говорю я, голос звучит низко и хрипло. Впервые с тех пор, когда похитили Сораба и мне сообщил об этом Брайан, глыба льда в моей груди начинает таять.
Я смотрю на нее. Она наблюдает за мной с любопытством, словно я — уникум, которого она никак не может понять, так смотрят дети. И этот ее взгляд нервирует меня, потому что я устроил ее убийство, несмотря на то, что она моя сестра.
— Братья и сестры убивали друг друга за власть и наследство, — говорит она.
— Мне ничего не нужно от твоего отца. Это все твое!
— Иногда родственники просто хотят отомстить.
— Ты именно этого хочешь, Виктория?
— Я уже отомстила.
— Что изменилось?
— У тебя есть друзья в высших сферах.
Я удивленно смотрю на нее.
— О чем ты говоришь?
— Ты не знаешь?
— Знаешь, что? — я чувствую, как напряжение возвращается назад в мое тело.
— Они не делятся с тобой, — она улыбается, жестокой насмешливой улыбкой. — Ты не можешь уехать до заката, Блейк.
Я встаю.
— Ты готова?
— А ты как думаешь?
— Пошли!
Она берет документы со стола, и я звоню в звонок.
Медсестра приходит и открывает дверь, мы направляемся к стойке регистрации. Врач ожидает нас, я киваю ему. Он в ответ кивает мне и улыбается Виктории. Она также мило улыбается ему в ответ, и мы выходим на залитый солнцем двор.
Виктория приподнимает лицо навстречу солнцу и с удовольствием вздыхает воздух.