Жертвоприношение любви
Шрифт:
Его улыбка наполнена доминированием и похотью.
— Какого рода пленницей, ты хочешь быть?
— Как будто я очаровательная рабыня, которая околдована своим собственным темным магическим вожделением, и не может ему сопротивляться?
— Заколдованная рабыня, не в состоянии сказать «нет». Моя, моя... сегодня мой самый счастливый день.
Я стону, как только его пальцы жестко и моментально пронзают меня.
— Я люблю наблюдать, насколько ты становишься беспомощной и извиваешься, когда я трахаю тебя рукой.
Я выгибаюсь, действительно беспомощно.
— И я собственник каждого дюйма этой покупки.
—
— Итак, ты хочешь, чтобы я взял тебя в качестве рабыни, купленной на рынке, хм? — его голос становится опасно мягким.
— Да, — отвечаю я, испытывая сожаление, потому что он использует только свои пальцы.
Его руки так внезапно перевернули меня, что я визжу от неожиданности. С головой, зарывшись в подушки, я слышу звук падающей одежду. Он хватает меня за бедра приподнимает вверх, поднимая меня под определенным углом, и его член врезается в меня, у меня мелькает мысль о погонщиках верблюдов, которые сидят у костра, поэтому, свой крик глушу подушкой.
— Ты это хотела?
— Да.
— И этого? — он погружается глубже, как бы сурово наказывая меня, что меня прошибает пот.
— Да, — рычу я, как будто в меня вселился зверь.
Он начинает толкаться с какой-то дикостью. Наше совокупление становится каким-то безумным на грани жестокости. Я кусаю подушку, чтобы заглушать свои крики. Он хватает меня за волосы и тянет вверх.
— Пошел ты, — хриплю я.
И он снова резким толчком вбивается в меня, еще больше приподняв мою задницу и разведя руками две мои половинки, чтобы входить как можно глубже. Его член такой горячий, словно раскаленный. У меня уже все болит от его неистовых толчков, впечатывающихся в меня, тело начинает дрожать, но мне кажется, что я смогу продержаться еще, чувствую, что он почти уже готов кончить. Я знаю его слишком хорошо, понимая, что сейчас его тело начнет содрогаться. Я сильнее толкаюсь к нему навстречу и сжимаю свои внутренние, он стонет мое имя, изливаясь рывками и толчками в меня.
На пару секунд мы замираем. Затем он укладывает меня обратно на кровать, и ложится сверху, прижавшись всем телом, оставаясь похороненным глубоко внутри меня. Мне нравится ощущать вес его тела, который он пытается удерживать на локтях. Его губы дотрагиваются до пульсирующей жилки на моей шеи, язык облизывает, зажав губами он пытается сосать ее. У меня вырывается стон. Он начинает двигаться губами в сторону моего уха, нежно прикусывая мочку.
— Не останавливайся, — я не могу сдержать стона, в моем голосе слышится почти мольба.
Он выходит из меня, приподнимается и переворачивает мое тело. Он опускается мне на бедра, удерживая мои руки высоко над головой, и внимательно рассматривая мое обнаженное тело, как-то даже ревностно, наклоняется, оставляя на моих губах, настолько мягкий и сладкий поцелуй, что вызывает навернувшиеся слезы у меня на глазах.
— Блейк?
— Не говори ничего. Я думаю, что еще мне с тобой сделать, — мурлычет он.
Мое дыхание останавливается от его неприкрытой жажды, мерцающей в его глазах, хотя где-то в глубине души я не совсем уверена, что смогу принять его бешенные толчки так скоро. — Я думала, что ты только что сделал, — мягко отвечаю я.
Он улыбается с каким-то волчьим оскалом.
— Видишь, что может произойти, когда ты хочешь быть
— Разве я сказала, что не смогу выдержать еще один раунд?
— Правда?
Он соскальзывает с меня.
— Подними ноги вверх, колени прямые.
— Зачем?
— Развлеки меня.
Он обхватывает мои бедра и широко разводит ноги, и погружает свой волчий оскал ко мне между ног, жадно пожирая. Именно буквально пожирая, потому что он подводит меня все выше и выше, пока я не кончаю, и оргазм своим сокрушительным ударом выплескивается из меня так, что в какой-то момент мне кажется, будто в моей голове что-то лопнуло. Когда он утихает, я просто рыдаю от силы захлестнувших меня эмоций.
Он окутывает меня своими руками, пока мой пульс начинает замедляться, дыхание уже не такое неистовое, и сумасшедшее сердце перестает участвовать в скачках.
— Мне кажется, что я могу привыкнуть к участи рабыни, — говорю я, обхватив его за шею и притягивая его голову к себе. Я целую его и чувствую себя так хорошо, рядом с его обнаженном телом. На его губах остался мой вкус.
— Ты самый сексуальный шейх, который когда-либо ходил по пустыни, — мой голос звучит мягко и еле слышно.
Уголок его рта приподнимается.
— А ты, любовь моя, самая прекрасная рабыня, которая когда-либо украшала мой шатер.
— Что если я куплю тебе завтра на рынке?
— Честно, не могу дождаться, — говорит он, и его голос настолько густой и глубокий, что мое дыхание застревает у меня в горле. До конца своих дней, неважно, сколько я проживу, я всегда буду помнить этот момент — ощущение его кожи на своей, красивый изгиб губ, прядь волос, спадающую вперед на лоб и его глаза. Боже, я люблю этого мужчину так сильно, что буду бороться за него. И никогда не буду больше убегать.
— Как ты думаешь, нас не слышали люди на улице? — спрашиваю я.
— Если они нас еще не слышали, то теперь услышат наверняка, — отвечает он, и тянет свою мускулистую руку, блестящую от пота, к баночке с шоколадом.
Я начинаю посмеиваться... но недолго.
4.
Иногда в течение ночи я просыпаюсь, выскальзываю из объятий Блейка, и тихо выхожу из шатра. Снаружи в белом лунном свете мужчины, пропахшие запахом верблюдов, несут ночную вахту. Они кипятят чай, или подстригают ногти заостренной костью у животных, или делают из верблюжьей шерсти веревку, все время следя за гиенами. Гиены, как они утверждают, могут даже съесть всю провизию.
Из доброты и уважения ко мне они никогда не смотрят в мою сторону, но мне очень любопытно узнать о них как можно больше. Я каждый раз прошу переводчика пересказать их разговоры. В основном они говорят о пустыне, словно она является женщиной — дикой, неумолимой, загадочной и великолепной..., которая находится в их крови. Они умоляют высокие облака, чтобы они пролились дождем на их женщину.
— Почему бы вам не развергнуться сейчас? — поэтически спрашивают они.
Завернутая в толстое одеяло, я сижу отдельно от них в ледяном холоде и смотрю на Луну, белее круглой дыни. По-прежнему еще темно и стоит тишина, но в какой-то момент погонщики верблюдов начинают подниматься, приветствуя друг друга добрым утром. Это удивительно долгий процесс — снова и снова они задают друг другу один и тот же вопрос: «У тебя все в порядке?»