Жертвоприношение
Шрифт:
Постепенно я смирилась с мыслью, что не следует ожидать слишком многого от других женщин. За все годы учебы в высшей медицинской школе я так ни с кем и не сблизилась по-настоящему. Я отнюдь не была синим чулком, не проводила все ночи за учебниками и не шарахалась от парней. Но у меня никогда не была подруги, с которой хочется видеться каждый день, с которой можно поделиться всеми своими переживаниями, которая всегда посочувствует, если тебе плохо, предложит шоколадку, если тебе грустно, которая будет подружкой невесты на твоей свадьбе и крестной матерью твоего первенца.
За дверью раздались голоса, и я на всякий случай притворилась,
– По крайней мере, если она вдруг понадобится, то мы знаем, где искать, – сказала молодая женщина, и я узнала голос одной из наших студенток, которая училась на акушерку.
Ее собеседница была значительно старше, и я решила, что это Дженни.
– Не думаю, что она может понадобиться, – сказала она. – Я никогда в жизни не видела выводка более здоровых детей. Причем все как один. Не иначе этой весной какая-то особенная вода.
Акушерки прошли дальше по коридору, а я продолжила предаваться воспоминаниям, все больше проникаясь жалостью к себе.
К моей чести следует сказать, что я никогда не бываю назойливой. Я крайне редко проявляю инициативу в отношениях с подругами, никогда не звоню первой, предпочитая ждать, когда позвонят мне, и не предлагаю встретиться. Я никогда не выражаю недовольства, когда чувствую, что дружба дала трещину и подруга ко мне охладела. Я не жалуюсь, если мой почтовый ящик пустует по нескольку дней, не ропщу, когда мои знакомые отправляются веселиться в места, куда меня не пригласили. Я просто принимаю это как данность, загоняю одиночество в самую дальнюю каморку своей души и запираю там, чтобы оно не могло и высунуться.
Я лежала в постели и продолжала жалеть себя. После того, что произошло с Даной, я имела на это полное право. Потому что с Даной я, уже в который раз, переживала очередной крах иллюзий. Дана, которая сначала мне была глубоко антипатична, постепенно превратилась в человека, которому я доверяла без каких-либо оговорок и условий. Более того, мне начинало нравиться ее общество. Всего лишь за десять дней она почти что стала моей подругой. Но потом она предала меня. Когда я металась по островам, как охваченный паникой заяц, она лежала в ванной в луже собственной крови.
Я открыла глаза. Господи, благослови болтливых акушерок! Я поняла, что именно не давало мне покоя с той самой минуты, когда в кабинете Ричарда я прочитала о том, что один из знаков на теле Мелиссы обозначает Урожай. Теперь я точно знала, в каком направлении следует двигаться дальше.
Я находилась в одноместной служебной палате, смежной с одной из обычных палат, где лежали мои пациентки. Отыскав свои вещи, я быстро оделась. Было без четверти девять, и больница постепенно начинала засыпать. Я взглянула на медицинскую карту, прикрепленную к кровати, и убедилась, что ночью мне не нужно принимать никаких лекарств. Если повезет, меня не хватятся до самого утра. Я осторожно открыла дверь. В большой палате были заняты три койки. Одна из женщин как раз кормила малыша. Две другие спали. Их крохотные приложения посапывали рядом в прозрачных детских кроватках. Незамеченная, я прокралась к двери и выскользнула в коридор.
Мне былнужен компьютер, но я не могла пойти в свой кабинет. Это было бы слишком рискованно. Я зашла в какой-то другой, который находился всего через две комнаты от моего, подошла к столу и включила настольную лампу и компьютер. Мой пароль был все еще действителен, и через пару минут я уже была в сети.
«Выводок», – сказала Дженни, и именно это слово оказалось
Глава 25
В кабинете Ричарда мне наконец удалось отыскать такое истолкование рун, вырезанных на теле Мелиссы, которое имело смысл. Но одна из них по-прежнему оставалась загадкой. Я понимала, что наш художник (простоты ради будем называть его так) хотел сказать символами Плодовитость и Жертвоприношение. Но Урожай? В медицинских кругах это слово употребляют, когда говорят об органах, взятых для пересадки, и некоторое время мне казалось, что в случае с Мелиссой это относится к ее вырезанному сердцу. Но какова вероятность того, что в древнем языческом культе употреблялся современный медицинский термин? Чем дольше я думала об этом, тем больше убеждалась в том, что руна урожай относится не к сердцу, а к ребенку.
Но тогда возникал следующий ключевой вопрос. Если подойти к нему с чисто лингвистической точки зрения, то как часто мы говорим об урожае применительно к существительным в единственном числе? Никогда. Под урожаем мы всегда подразумеваем множество. Это слово неизбежно ассоциируется с изобилием и плодородием. И мне уже было известно, что как минимум еще одна молодая женщина встретила свою безвременную кончину в две тысячи четвертом, в том же году, когда якобы умерла и Мелисса. Кирстен Ховик, которую во время прогулки верхом сбил грузовик, была примерно того же возраста, что и Мелисса. Кроме того, обе женщины были очень похожи внешне. Прибавим сюда еще и обручальное кольцо, которое, скорее всего, принадлежало ей и которое я нашла на том же лугу, где было похоронено тело Мелиссы. Честно говоря, в глубине души я никогда не верила в то, что это просто совпадение.
Мелисса не умерла и не была кремирована в две тысячи четвертом году. Ее тело все еще находится в больничном морге, и тому есть совершенно неопровержимые доказательства. Я пока еще не могла понять, как именно была сфальсифицирована ее смерть, но в том, что это фальсификация, у меня не было ни малейших сомнений. Так почему то же самое не могло произойти с Кирстен Ховик и другими женщинами?
Будут ли найдены еще и их тела?
Первое, что мне предстояло выяснить, – это сколько женщин умерло на островах в две тысячи четвертом году, и я зашла на сайт Государственного управления статистики. Меня интересовали данные по Шетландским островам. Это был не самый Удобный для пользователя сайт, но через некоторое время все же удалось найти то, что я искала, – простую таблицу, в которую были сведены данные о смертях на островах с тысяча Девятьсот восемьдесят третьего по две тысячи седьмой год.
В две тысячи четвертом году, когда были зарегистрированы смерти Мелиссы и Кирстен, на островах умерло сто шесть женщин. Просмотрев список, я обнаружила, что, как и следовало ожидать, большинство из них были старше шестидесяти пяти лет. Смертей среди молодых женщин оказалось значительно меньше. Так, именно в этом году в возрастной группе от нуля до девятнадцати лет не было ни одной смерти, зато в группе от двадцати до двадцати четырех лет умерло пять женщин, от двадцати пяти до тридцати – три и, наконец, в последней из интересующих меня групп, от тридцати до тридцати четырех лет, умерло четыре женщины. Итого, в две тысячи четвертом году на островах умерло двенадцать молодых женщин.