Жертвоприношение
Шрифт:
– Эй, вы! – крикнул я. – Да, вы, на лужайке!
– Кто это? – спросил Дэнни.
– Ты тоже его видишь?
– Конечно. На нем смешная шляпа.
– Вы! – снова крикнул я и помахал.
Мужчина обернулся и посмотрел на часовню с мрачным, недовольным видом. На секунду замешкался, словно раздумывая, подойти ли ему к нам, но потом развернулся и быстро зашагал по направлению к дому.
– Эй! – крикнул я. – Эй! Постойте!
Но мужчина не обращал на меня никакого внимания, шагая к дому своими длинными, похожими на ножницы ногами.
Распахнулась дверь и – ой! В дом влетает красноногий злой портной! [4]– Идем,
Мы спустились на пол и протиснулись через дверной проем. Оказавшись снаружи, я внезапно обнаружил, что кладбище снова заросло и надгробия стоят там же, где и раньше, – покосившиеся, полуразрушенные и вполне реальные. Мы поспешили вниз по заросшему травой склону. Балансируя, перебрались через ручей. А затем, задыхаясь, бросились по лужайке к террасе. Подойдя к дому, я увидел, что дверь на кухню приоткрыта. Я точно знал, что закрывал ее, когда мы выходили.
4
Строчка из детского стишка немецкого психиатра Генриха Хофмана из цикла «Штруввельпетер».
Жестом приказав Дэнни держаться позади меня, я медленно и очень осторожно приблизился к ней. Резко распахнул. Ударившись о стену, дверь завибрировала, а потом замерла.
– Кто здесь? – крикнул я. – Предупреждаю, это частная собственность.
Ответа не последовало. На кухне стоял затхлый запах. Запах забитых стоков, слишком долго стоявших закрытыми шкафов. И отбеливателя «Доместос». Солнечный свет, падавший сквозь окна в металлических рамах, делил кухню на квадраты.
Я остановился и прислушался. Затем крикнул:
– Я знаю, что вы здесь! Я хочу, чтобы вы вышли!
Ты действительно хочешь, чтобы он вышел? Этот мрачный тип в высоком цилиндре?
– Это частная собственность, и я хочу, чтобы вы вышли. И вышли немедленно!
– Папа, там кто-то есть? – спросил Дэнни.
– Не знаю, – ответил я. – Я никого не слышу, а ты?
Дэнни приложил руку к уху и нахмурился:
– Я слышу море и больше ничего.
Я сделал два-три шага вперед. Кухня – самое оживленное место в доме, если в нем живет семья. И всегда самое безжизненное, если дом необитаем. На крючках в ряд висела кухонная утварь: шумовка, толкушка, сервировочная вилка. Эмаль на ручках покрывали царапины и сколы – значит, этими вещами часто пользовались. Но теперь от них веяло холодом, чистотой и ненужностью. Теперь они излучали лишь воспоминания, а не любовь и удовольствие от совместной трапезы.
– Если здесь кто-то есть, то вам лучше выйти, – предупредил я. – Иначе я позвоню в полицию, и вас арестуют за проникновение.
После очередной длинной паузы я услышал поспешное шарканье в коридоре и звук открывшейся входной двери. Не раздумывая (я, должно быть, сумасшедший), я кинулся через кухню и с грохотом распахнул дверь в коридор. И в тот же момент заметил, как на переднее крыльцо выскочил кто-то в черном и бросился бежать со всех ног вверх по крутой подъездной дорожке.
Я кинулся в погоню, хотя уже знал, что преследую не мужчину с бакенбардами в высоком цилиндре. Добежав до дороги, ведущей в деревню Бончерч, я увидел, что от меня улепетывает невысокая светловолосая девушка в черной толстовке и льняных шортах, с тяжелым вещмешком, болтавшимся на плече.
– Стой! – задыхаясь, крикнул я. – Стой, ради бога. Я не буду звонить в полицию.
Девушка остановилась, наклонилась, упершись руками в колени и ловя ртом воздух.
– Извини, – сказала она. – Я не знала, что там кто-то есть.
Мы стояли рядом в тени вязов и пытались отдышаться. Дэнни вышел из входной двери, остановился и наблюдал за нами.
– Извини, – повторила девушка. Она откинула рукой волосы и подняла голову. – Я правда не знала, что там кто-то есть.
Я окинул ее взглядом. Лет девятнадцать-двадцать, не больше. Овальное «английское» лицо и очень широкие глаза, какие-то иссиня-фиолетовые. На ней были дешевые серебряные украшения, которые обычно носят студенты, – круглые серьги и кольца с полудрагоценными камнями. Говорила она на правильном английском с легким акцентом. С гемпширским или суссекским, как мне показалось. Довольно симпатичная, на самом деле, хотя еще не совсем сформировавшаяся. Не совсем сформировавшаяся для тридцатитрехлетнего мужчины с семилетним сыном и разбитым браком за плечами. А еще она была слишком маленького роста на мой вкус. Под черной толстовкой с логотипом рок-концерта в Небуорт-хаусе [5] угадывалась пышная грудь, и это при росте метр шестьдесят, не больше.
5
Земли частного загородного поместья Небуорт-хаус, расположенного в графстве Хартфордшир, с 1974 года стали одним из главных мест проведения рок- и поп-концертов под открытым небом в Англии.
– Что ты ищешь? – спросил я ее.
– Ничего не ищу. Друг сказал, что этот дом пустует.
– И?..
– И я решила поселиться здесь на лето. Комнату я позволить себе не могу. Точнее, я могу позволить себе комнату, но тогда вся моя зарплата будет уходить на аренду.
– Понимаю, – я огляделся. – Ты не видела в доме мужчину?
– Что? Какого мужчину?
– В дом вошел какой-то мужчина. На нем было что-то вроде темного пальто и высокая черная шляпа. Вид у него довольно старомодный.
Девушка фыркнула и покачала головой:
– Нет. Никого не видела.
– Что ж, извини, что погнался за тобой. Я увидел в саду мужчину и подумал, что ты – это он. Я присматриваю за этим домом и привожу его в порядок.
– О, понимаю, – сказала она.
– Работы невпроворот, – сообщил я.
– Но дом хоть и старый, но очень красивый, правда?
Я кивнул и пожал плечами. В тот момент я не понимал, какие чувства испытываю к Фортифут-хаусу. После того как я столкнулся с неизвестным существом на чердаке и увидел в саду человека в черном, я не был уверен, что хочу остаться.
Девушка подтянула повыше мешок на плече:
– Тогда я лучше пойду.
– Куда ты пойдешь?
– Ну… в Вентноре есть пустующая мастерская по обработке шерсти. Попробую поселиться там.
– Послушай… – сказал я, увидев, что Дэнни поднимается по подъездной дорожке, – мы собираемся спуститься к набережной и что-нибудь там попить. Не хочешь присоединиться? Мешок можешь оставить здесь.
– Было бы здорово, – сказала она. – Если только твоя жена будет не против.
– Я в разводе. Теперь мы с Дэнни одни.
Девушка одарила Дэнни широкой улыбкой:
– Привет, Дэнни. Я Элизабет. Можешь звать меня Лиз, но только не Лиззи. Терпеть не могу имя Лиззи.
– Привет, – сказал Дэнни, недоверчиво глядя на нее.
Иногда мне казалось, что, если бы у сына вместо глаз были пулеметы, каждая девушка, попытавшаяся заговорить с ним, была бы скошена очередью едва открыв рот. Его мать ушла, но он по-прежнему рьяно защищал ее.
– Элизабет идет с нами за напитками, – сказал я ему. – Хочешь мороженого?