Жертвоприношение
Шрифт:
Мне не приходило в голову ни одной логичной причины, почему это окно замуровали, а потолок наклонили, как если бы крыша была покатой. Возможно, дело было в том, что дерево сгнило, во влажности воздуха или в какой-то строительной ошибке. Но замуровывать окно ради решения любой из этих проблем казалось мне неразумным. Я долго сидел, хмуро глядя на крышу, пока Дэнни не перестал петь и не спросил:
– В чем дело?
– Ни в чем, – ответил я.
Он тоже посмотрел на крышу.
– Раньше там было
– Ты прав. Его замуровали.
– Зачем?
– Именно это я и пытаюсь понять.
– Может, не хотели, чтобы кто-то вылез.
– Может, и так, – согласился я. И добавил: – Что значит «вылез»?
– Ну, чтобы кто-то залез, окно слишком высоко, – сказал Дэнни.
Я кивнул. Я всегда поражался аналитическому складу ума у детей. Они отбрасывают в сторону все отговорки и компромиссы, которые охотно принимают взрослые, и смотрят на все незамутненными глазами. Но есть у них и кое-что еще. Шестое чувство. Близость к природе. Они могут разговаривать с деревьями, животными и лягушками и иногда получают ответ.
– Интересно, кто раньше жил в той комнате, – сказал Дэнни.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну кого оттуда не хотели выпускать.
– Хм, – произнес я. – Понятно.
Сцепив руки за спиной, мы отправились назад к террасе. Отец и сын.
– Мама приедет к нам? – спросил Дэнни.
– Не знаю, – ответил я. – Наверное, нет. Во всяком случае, пока. Там, в Дареме, у них с Рэймондом много дел.
– Ты можешь жениться еще раз, – предложил Дэнни.
Я посмотрел на него, улыбнулся и покачал головой:
– Даже не думал об этом. Еще рано.
– Но ты же будешь одиноким.
– Разве я могу быть одиноким? У меня есть ты.
Дэнни с серьезным видом взял меня за руку.
– Почему бы нам не пойти и не взглянуть на кладбище? – спросил я. Все лучше, чем бродить по Фортифут-хаусу с его нервирующими углами, да еще это странное ощущение, что одновременно находишься не только здесь, но и где-то в другом месте. Это было похоже на то, как палка, погружаемая в воду, кажется изогнутой. Под каким углом она реальна? Какой из миров реален?
Мы пересекли сад и спустились к ручью. Под зеленой тенью нависающих папоротников тот оказался гораздо стремительнее, чем я ожидал. Прозрачный, шумный и очень холодный. Над ним метались, то и дело зависая, две синие стрекозы. Мы с Дэнни перебрались, балансируя, по мшистым камням, затем поднялись по крутому склону на округлую вершину холма и подошли к кладбищенской стене. Ветер донес сильный запах дикого тимьяна, напомнивший мне о ком-то или о чем-то давным-давно мне знакомом. Странное чувство, природу которого трудно было определить. Чем больше я пытался вспомнить, кого или что напоминает мне этот запах, тем неуловимее он становился.
Дэнни перелез через крошащуюся,
На кладбище было безветренно и намного теплее. Мы шли бок о бок по высокой сухой траве, вокруг нас плясали бабочки-капустницы и монотонно скрипел и стонал огромный кедр. Меня буквально переполняло чувство умиротворения и безвременья. Мы могли гулять так в любой летний день, а то и несколько летних дней подряд. Здесь не действовал календарь. Прошлое здесь существовало одновременно с будущим.
Мы подошли к первому надгробию – покосившемуся белому камню со слепым ликом ангела. Джеральд Уильямс, призван Богом 7 ноября 1886 года в возрасте 7 лет.
– Он же был не очень старым, правда? – спросил Дэнни, касаясь надписи кончиками пальцев.
– Да. Твоего возраста. Но в те времена дети умирали от болезней, от которых сейчас уже не умирают. От таких, как свинка, скарлатина или коклюш. У них не было лекарств, чтобы вылечиться.
– Бедный Джеральд Уильямс, – произнес Дэнни с искренней жалостью в голосе.
Я положил руку ему на плечо, и мы двинулись к следующему надгробию. Мраморная плита в форме раскрытой Библии. Сусанна Гослинг. Покойся в мире. Умерла 11 ноября 1886 года в возрасте пяти лет.
– Еще один ребенок, – сказал Дэнни.
– Наверное, у них была эпидемия, – предположил я. – Знаешь, это когда заболевает целый город или деревня.
Мы ходили от могилы к могиле. Ангел с оливковой ветвью в руке. Высокий кельтский крест. Простой прямоугольный камень. И снова одни дети. Генри Пирс, 12 лет. Джокаста Уоррен, 6 лет. Джордж Герберт, 9 лет.
В общей сложности мы обнаружили на заросшем сорняками кладбище шестьдесят семь могил, и все – детские. Здесь не было ни одного ребенка младше четырех лет и старше тринадцати. И все они умерли в течение двух недель в ноябре 1886 года.
Я остановился возле полуобвалившейся стены часовни, под пустым готическим окном, и огляделся.
– Похоже, здесь произошло что-то странное, потому что все эти дети умерли примерно в одно время.
– Наверное, как ты и сказал, – кивнул Дэнни с серьезным видом. – Эпидемия.
– Но здесь вообще нет взрослых. Ни одного. Если бы все дети умерли от какой-то болезни, как минимум один взрослый тоже подхватил бы ее.
– А может, был пожар, – предположил Дэнни. – На дне рождения у Лоуренса однажды тоже случился пожар. Его мама принесла торт со свечками и случайно подожгла шторы. Там были одни дети.
– Возможно, ты прав. Но, если б это был пожар или какое-то другое несчастье, об этом упоминалось бы на надгробиях.
– Если бы меня задавил автобус, я не хотел бы, чтобы ты написал про это на моем надгробии. Здесь лежит Дэнни, которого задавил автобус.