Жертвоприношения наших дней
Шрифт:
Закон вторичен и просто оформляет свершившийся факт.
ОЛИМПИЙСКАЯ МУЖИКОБАБА
На летних Олимпийских играх в Токио новозеландец Лорел Хаббард остался последним в тяжелой атлетике. Последним среди женщин.
Печаль.
Потому что Лорел на самом деле Гэвин.
Мужчина то есть.
Все эти привычные для западного слуха толерантные словеса: «трансгендер», «смена пола», «гендерная самоидентификация», «трансгендерная женщина» не должны нас смущать.
Глупость,
Здравый смысл и учебник биологии говорят нам о мужском поле и женском поле. Человек рождается мужчиной или женщиной и остаётся таким до конца жизни. Как над собственным телом ни издевайся (что-то отрезая или наращивая), какие гормоны ни пей, какие официальные документы ни получай – всё это детский лепет.
«Смена пола» это оксюморон – нелепица, логическое противоречие, хохма. Как «сухая вода» или «холодный огонь». «Смена документов», так будет правильней, потому что поменять пол невозможно по определению.
Человек ведь не конструктор, собираемый и разбираемый под настроение владельца: сегодня что-то пришил – мальчик, завтра что-то отрезал – девочка. Можно имитировать лишь малую часть вторичных половых признаков, не более того, только имитация сути не меняет. И мужчина, считающий себя носорогом, кошкой или женщиной – останется мужчиной с психическим расстройством личности.
Смотреть на этот около-спортивный цирк без отвращения сложно.
И ладно бы всё закончилось одной мужикобабой Гэвином.
Вопрос в том, что большинство организаций, в названии которых звучит «мировой» или «международный» – на самом деле западные организации – работающие в европейских или американских реалиях. Например, штаб-квартира ООН находится в Нью-Йорке, и против Америки там никто слова не скажет. Хоть по десять раз на дню вторгайся в другие страны без одобрения Совета безопасности ООН.
Штаб-квартира Международного олимпийского комитета расположена в Лозанне (Швейцария). И для Запада характерно прецедентное право, его называют ещё англосаксонским или судейским. Для нас привычно право континентальное, когда судят по закону. У них же над законами главенствуют прецеденты.
Например, какой-нибудь мистер Джексон сорок лет назад выиграл суд, после того как его толкнули тележкой в супермаркете. Этот прецедент становится источником права, начинает работать, становится привычной нормой.
Другой мистер Джонсон тридцать лет назад подмигнул секретарше, был признан виновным в домогательствах, произошёл прецедент. И в суды выстраиваются очереди из пострадатых граждан и гражданок, готовых всё понять и простить за миллиончик-другой.
Формула проста: глупость или сумасшествие, подтвержденные прецедентом, превращаются в сумасшествие узаконенное.
Потому однажды допустив участие в Олимпиаде мужика под женским именем или женщину под мужским – их будут допускать и в дальнейшем. Гэвин это просто первая ласточка.
Сумасшедшая ласточка.
ЛЕЗТЬ ИЛИ НЕ ЛЕЗТЬ?
Решение проблемы начинается с её осмысления.
С называния вещей своими именами.
Идеи вообще не стоит рассматривать как нечто отвлеченное, не касающееся всего общества и каждого из нас. Эти невидимые вещи очень быстро становятся видимыми.
Например, патриотическая идея, возьмём для примера Великую Отечественную. Любит человек Родину и во время войны встаёт на её защиту. Противником движут другие идеи: «Германия превыше всего!» или «Все на восток!». Фашист погибает. Что произошло?
Мысли, идеи, убеждения стали кровью.
С ложными идеями дело обстоит точно так же.
Начиталась некая женщина в интернете мыслей про «не надо плодить нищету», «лучше родить одного и дать ему всё», «эмбрион это вообще не человек, какое тут убийство» и прочих. Сознание приняло эту ложь. И затем, во время беременности, невидимые мысли видимо «выстреливают» и приводят к аборту.
Ложная идея заканчивается реальной смертью не рождённого человека.
Потому аргументы «не надо ни к кому лезть… нельзя ничего навязывать… пусть каждый решает за себя сам» – это очень странные доводы.
Представим себе ситуацию: недовольная рожденным ребёнком мама убивает его. Допустим, ребёнку семь дней от роду, и мама крайне недовольна, что уже целую неделю не высыпается. Она берёт топор, рубит младенца на куски, упаковывает останки в мусорный мешок и выбрасывает на свалку.
Будут ли к этой женщине лезть? Будут.
И полиция. И следователи. И прокурор. И судьи. А после суда и приговора – охранники в тюрьме, годами будут лезть, целыми днями напролёт. Уберём ложную установку, что зачатый ребёнок – не живой – и получим то же самое убийство.
Но уже почему-то с криками: «Не лезьте ни в своё дело!»…
В нашу информационную эпоху «не лезть» – это примерно тоже, что солдат, молчащий о приближении врага. Или увидевший вора и трусливо прошедший мимо. Заметивший пожар и промолчавший.
На наших глазах извращают и топчут здравый смысл – заменяя его ложью, а мы молчим. Не лезем. Хотя степень урона для общества абсолютно не сопоставима.
Знаю человека, относительно спокойно пережившего пожар. Сгорела старая дача, и после получения страховки новая быстро отстроилась, получившись в итоге ещё лучше. Конечно, не всё и не всегда так хорошо заканчивается, но речь в любом случае об уроне для одной семьи.
А в мире идей абсолютно другие масштабы.
Официальная статистика говорит нам о десятках миллионов абортов в мире, происшедших в прошлом 2020 году, это причина смертности №1. Если брать Россию, при всех позитивных сдвигах за последние годы и сокращение числа абортов, речь всё же идёт о сотнях тысяч в год.