Жесткая посадка
Шрифт:
На противоположном от трапа конце каюты из стены торчал кусок фанеры, заменявший стол. Туда-то и водрузил Ух бутылку коньяка, прихваченную где-то в Екатеринбурге, когда мы три часа ждали какой-то очередной транспорт на восток.
– Пижон ты, Ух, – мрачно сказал Василич. – Вечно дерьмо пьёшь всякое, настойки клоповые. Щас я человека попрошу, он выпить принесёт.
Василич полез в карман, вынул из него горсть мятых бумажек и дал своему матросу, угрюмому черноволосому невысокому крепышу, которого так пока нам и не представил.
– Слышь, водки возьми. Ну, такой, чтоб не дешёвая, рупь за сто так.
Матрос зыркнул
– Ну, разливай, что ли, мы что – так просто сидеть будем? Рассказывай, чего пришёл…
Глаза у Василича под нагромождением волос были серыми, чистыми и ясными – такими, какие они бывают только у совершенно прожжённых жуликов, способных свидетельствовать любую наскоро придуманную ими ерунду хоть у самого престола Господня.
– Нам нужно в Хохотск, Василич.
– И скоро вам туда нужно? Вон, в Хохотск плашкоут собираются тащить послезавтра…
– Нам нужно в Хохотске забрать кой-чего и обратно вернуться. Сам-то можешь?
Василич прикрыл свои прозрачные зенки праведника, изображая усиленную работу мысли.
– Мочь-то могу. Скока платишь?
– А сколько стоит?
Ух завёл с Василичем неторопливый торг, итог которого, собственно, был известен – мы заплатим (и можем себе позволить это сделать) любую сумму, и даже в не совсем разумных пределах. Но Василич вёл себя довольно странно – у меня даже складывалось впечатление, что деньги его фактически не интересуют. При обсуждении сроков выхода в море он пустился в сложные умствования по поводу понедельника, отливов и приливов, сводки погоды и возможностей найти попутчиков.
Бутылка «клоповой настойки», столь жестоко раскритикованная в самом начале застолья, опустела буквально через полчаса после начала беседы, и капитан начал озабоченно прислушиваться – не раздаются ли по трапу шаги отправленного за выпивкой матроса.
Шаги раздались, и в люк каюты просунулся звенящий пакет с голыми девицами на тропическом пляже.
– Лучше бы девиц таких в пакете таскать, чем водку, – попытался пошутить Ух, но шутку не приняли.
– Кстати, о девицах, – деловито сказал Василич. – Нюрка, пошла вон! В ночь уходим.
Ворох тряпья в изголовье койки зашевелился и оказался заспанной девахой лет двадцати. Слезящимися глазами она оглядывала каюту, будто не до конца соображая, куда попала, затем автоматически взяла со стола папиросу, закурила, и точно так же, жестом хозяйки, схватила мой стакан с остатками коньяка и выпила его единым духом.
– Кому сказал, вон пошла, – рыкнул Василич снова.
– Иду уже, иду, – равнодушно отозвалась девица. – Обратно-то придёте хоть?
Она не торопясь собрала в пластиковый пакет какие-то шмотки, обула стоящие перед печкой резиновые сапоги и сосредоточенно полезла на палубу.
– Чего с собой берём? – спросил Василич Ухонина. – Кроме водки, естественно…
– Ну, – Ух задумался, – как чего? Хлеба, сгущёнки, тушёнки… Помочь взять?
– Ишь ты, баре, – недовольно проворчал Василич. – Тушёнки им захотелось… Морем пойдём, рыбу жрать будете!
– А заправка?
– Какая там заправка? В море зальёмся с пограничного катера. Или с МэРэЭса [13] .
– На хрена нам погранцы? – равнодушно бросил Ух. – Давай здесь заправимся, я башляю.
13
МРС – малый рыболовный сейнер.
– Ни хрена ты не понимаешь, Ух, – покачал Василич своей массивной головой, – при чём здесь бабки? Не, ты их давай мне, я не против. Только заправляться в море удобнее, чем с берега. На берегу бочки катать надо, придумывать, как их ставить, чтобы самотёком шло. Вообще, работать надо. А в море – бросил шланг с насосом и качай из танка в танк. Только осторожно себя вести надо. Как-то мы так качаем солярку с буксира – уже поздно, в ноябре, мороз на улице. Ну, водку пьём в кубрике, само собой. Я вышел на палубу по нужде, поскользнулся и падаю между бортами. Схватился за самый край палубы и вишу. Подтянуться сил не хватает, а кораблики на волне подтряхивает, и они бортами друг об друга – рр-раз! Рр-раз! А я вишу, как раз между кранцев попал. Вот, думаю, сейчас соскользнут пальцы с палубы – и каюк, в ледяной воде пяти минут не продержишься. Ну, дело кончилось просто. Старпом с буксира вышел за тем же делом, что и я. Только пристроился писять, а я у него между ног как заору! Он поскользнулся и чуть ко мне в гости не сиганул! Только в последний момент ухватился за комингс, вывернулся. В общем, еле меня вытащили, я уже совсем замёрз там, внизу. И обоссался к тому же – вишу и думаю: так что мне, так, не поссавши, и помирать? Так и обоссался. А мог ваще утонуть на фуй.
– Ты лучше расскажи, как ноги-то обморозил, – злобно произнёс матрос Степан, которому до сих пор не налили. Ухонин мгновенно уважил невысказанную просьбу, и Стёпа довольно крякнул, поднося ко рту закуску.
– Ты, эта… – мрачно сказал Василич. – Дерзи, да не забывайся. Вон, сходите с Ухом на берег, прикупите там чего нада. Из лимана выйдем, там выпьем как следует.
Ухонин молча наклонился под койку, выбрал оттуда пару джутовых мешков почище и кивнул Степану.
– Ну, пошли, что ли?
– Пошли. Раз ночной водой выходим. Нам-то по фую, где жить – в лимане или в море, – путь до Хохотска долгий, держи курс да вахты стой. Движок у нас хороший, танковый. Корпус, правда, туда-сюда, но и немудрено – он сорок третьего года постройки. Правда, американской.
– Иди-иди уже, – заорал на Степана Василич и сделал вид, что сейчас залепит в него кружкой. – Разговорчивый нашёлся!
Степан сделал ещё одну недовольную рожу – каковых в запасе у него была преизрядная коллекция – и полез на палубу.
– Так это как я без ног остался, – довольно хихикнул Василич, устраиваясь поудобнее на топчане, когда люк за Ухониным и матросом Степаном захлопнулся. Я-то думал, что такая история ему неприятна, как была бы неприятна мне и ещё девяноста девяти людям из ста, однако Василич рассказывал её с видимым удовольствием.
– Я ж, эта, здесь прямо круглый год живу. – Он обвёл взглядом свою каюту. – Здесь и теплоизоляция есть, и печка, и до фуя всего! Меня трактор по поздней осени на берег вытаскивает, я от поселковой сети запитываюсь – и отлично, даже отопление у меня электрическое работает! Дома-то у меня своего нет, квартиры от государства не дождался, а щаз она мне на фуй не нужна – того и гляди помрёшь, так помрёшь как моряк – на своём катере. И Стёпка здесь же живёт со мной. Ну дак вот…