Жесткая посадка
Шрифт:
Я ополоснул лицо, чтобы смыть с него следы ДЭТы, присыпал его пеплом от костра, размазал по лицу грязь. Подождал минутку – обрадованные безмозглые кровососы кинулись на мои лоб и щёки, как на заправочные станции. Ещё через минуту я смахнул их с лица. Зеркала у меня не было, но я предполагал, что раздавленные комары оставили на моей коже кровавые полосы и пятна. Встал и пошатываясь (ну, тут-то мне не надо было стараться) двинулся через бугор к останкам нашего несчастного летательного аппарата.
Вертолёт, даже разбившийся, выглядел более чем внушительно. Из брюхатого корпуса, как лепестки гигантской высохшей металлической ромашки, торчали лопасти винта. Огромный жёлтый бак для горючего наполовину высунулся в пробоину фюзеляжа. Одно из шасси оторвалось и торчало, будто воткнутый в тундру флаг, в тридцати метрах от машины.
Я брёл прямо к вертолёту и физически ощущал тишину. Ту самую, которая уже посетила нас прошлой ночью – когда Зим и пастухи-оленеводы впятером истребили наших преследователей. И здесь была точно такая же тишина. Только я уже не ждал, когда придут и возьмут меня тёпленького, а прямо шёл к врагам.
На первого из них я натолкнулся сразу возле ручья. Молодой парень, лет двадцати пяти, опускал в воду всё лицо, видимо, желая остудить его от комариных укусов, потом поднимал голову и отфыркивался как тюлень. Был он брит наголо, с мощными развитыми плечами.
– Эй, парень, – слабо позвал его я, – здесь есть кто-нибудь? Поесть дайте!
Он мгновенно вскочил на ноги и развернулся ко мне. Только тут я увидал лежащий рядом с ним автомат.
– Эй, – хрипло и угрожающе спросил он меня, – ты хто?
– С вертолёта… Разбился… – слабо сказал я и опустился на кочку.
– Ты хто? – парень набычившись двинулся на меня и заорал через плечо: – Дывись, Мыкола, у нас гости!
Из-за соседнего куста появился ещё один здоровенный парень – в тельняшке и камуфляжных брюках, чуть пониже и постарше первого.
– Точно, гости? Откуда нарисовался, такой красивенький? Москвич?
– Точно… Москвич… Шёл с местным… Он сказал – к людям… Шли три дня. Он бросил меня. У вас от комаров мази нет?
– От комаров? – с улыбкой и дружелюбно сказал молодой. – От комаров мази у нас нет.
И ударил меня в солнечное сплетение.
Я лежал возле разведённого солдатами костерка.
– Так ты, значит, не знаешь, где твой корешок подевался? – продолжал меня спрашивать молодой парень мерзким дружелюбным голосом, от которого мурашки ползли по коже. «Видимо, бывший мент», – подумал я. Почему-то некоторые менты очень быстро перенимают у блатных их повадки и манеру говорить – до такой степени, пока сами не становятся похожими на них так, что разницу установить очень трудно.
– Ушёл он. Узнал, где самолёт, и ушёл, – просипел я, еле ворочая языком, – молодой уже успел, держа меня за уши, несколько раз ударить коленом в лицо. Просто так, для собственного удовольствия, как делают это солдаты в армии.
– Ага! А ты, значит, знаешь, где самолёт? – включился в беседу второй, с интересом наблюдавший за действиями своего напарника.
– Да! Да! Знаю! Не бейте меня, там всем достанется!
– Ну-ка, подробнее с этого места. – Молодой плеснул мне на одежду кипятка из чайника. Я взвыл и постарался отползти от костра – руки и ноги у меня были связаны.
– Ты не боись, это – на одежду, так ещё заживёт. – Молодой амбал продолжал вести себя так же дружелюбно. – А вот это… – Он неторопливо налил в чайник свежей воды и пристроил его над огнём – пойдёт на яйца. Яйца сварятся – ты уже не мужик будешь. Ну, а если дальше кобениться станешь… На мёртвых вообще не заживает ничего.
– Погоди, Толя, – вмешался старший. – А других людей ты в тайге не встречал?
– Какие тут люди-и-и, – я заплакал, и это далось мне совсем легко, – здесь тайга, не-е-ету людей! Я к вам пришёл, а вы-ы-ы! Фа-а-шисты!
Я тут же получил пинок в пах от молодого.
– Стоп, Толя, – снова вмешался старший. – Доложить надо.
Он вытащил из кармана такую же телефонную трубку, какая была у Зима и у наших преследователей, развернул антенну, поколдовал кнопочками и начал говорить:
– Товарищ Гаврюшин? Так точно, на связь не выходили. Тут пришёл один. Да, из тех. Москвич. Говорит, бросил его местный. Говорит, к самолёту пошёл. Да, говорит, знает. Так точно, через час. Зажжём фальшфейер. Вас понял, конец связи.
– Всё, Толян, кончай ласкать сладенького, – обратился он к «молодому». – Сказано не трогать и глаз не спускать – вертушка уже раскрутилась, через час здесь будет. С зондеркомандой. После них, – сказал старший, которого, судя по всему, звали Николаем, – тебе Толян лучшим другом покажется.
– А-а-а-а, – заорал вдруг «лучший друг» Толик и всей тяжёлой тушей навалился на меня.
Признаться, в тот момент я решил, что садист Анатолий решил меня напоследок изнасиловать, но тут его тело сползло с меня, и я увидел Егора и Илью, которые деловито перематывали ему руки сверхпрочным скотчем, найденным в вещмешках наших прежних противников.
Зим стоял над телом старшего наряда и тщательно материл Илью:
– Илюха, балбес, ты что творишь? Кто так прикладом бьёт – как дубиной, дурака кусок! Череп ему разбил-то, фуй с ним, нам он ни с черепом, ни без черепа не нужен. А приклад-то треснуть может! Это самая хрупкая часть в ружье, идиот, понимаешь? Есть даже пословица такая – стреляет ствол, попадает ложа. А ты ей – как дубцом. Нехорошо, понимаешь! Тебе ж хорошая вещь досталась, а ты к ней – без уважения! Прикладом бьют так… – И тут Зим точным скользящим ударом тюкнул уже мёртвого человека прикладом своего карабина чуть ниже уха.