Жестокая охота

Гладкий Виталий Дмитриевич

— Да… — полное, немного рыхловатое лицо Сванадзе вдруг затвердело. В его круглых, чуть навыкате глазах появился лихорадочный блеск. — Простите… а в чем дело?

— Где он сейчас?

— По-моему, в командировке…

— Где именно?

— Насколько мне помнится… кажется, в Магадане.

— Кажется или точно?

— В Магадане, — на этот раз более твердо ответил Сванадзе.

— Кто его туда направил и по какому поводу?

— Кто направил… — повторил хозяин кабинета, морща лоб.

— Кто направил… Я! — вдруг заговорил быстро, напористо. — Ну да, конечно, я. Теперь вспомнил. Знаете, дел невпроворот, за всем сам не уследишь, все не запомнишь. А приходится. Совсем из головы вылетело. Что-то случилось?

— Извините, но вы не ответили мне — зачем был послан в командировку Артур Борисович.

— А… — махнул рукой руководитель СМУ. — Пустяки разные. Но что поделаешь? Нужно… Два года назад мы заключили договор с магаданскими строителями на предмет оказания им шефской помощи. Новый, более прогрессивный метод выполнения монтажных работ. Теперь и сами не рады — дело движется туго. Специфика, знаете ли, у них там — морозы большие, ветер… Крайний Север. Но дал слово — держи. Вот и сидят наши специалисты в Магадане месяцами. Внедряют…

— Что ж, понятно… — старший оперуполномоченный сделал пометку в своем блокноте. — Скажите, а что собой представляет Зиселевич как инженер, специалист?

— По этому поводу ничего определенного сказать не могу, — твердо ответил Сванадзе. — Как человек, личность довольно приятная — вежлив, предупредителен, пользуется у товарищей по работе авторитетом. Так мне говорили. Не пьет, на работу не опаздывает. А как специалист… Вам придется обратиться к главному инженеру — Зиселевич находится в его непосредственном подчинении.

— Когда заканчивается срок командировки?

— Когда? — начальник СМУ пожевал губами, подняв глаза к потолку. — Вот уж чего не помню… — развел руками.

— А кто за этим следит?

— Главный инженер. Я уже говорил, что он в его службе.

— Странно…

— Что — странно?

— Я разговаривал с ним. Он утверждает, что послать Зиселевича распорядились лично вы. И что по всем вопросам, касающимся этой поездки, в том числе и по срокам пребывания в Магадане, нужно обращаться только к вам.

— О, ну и народ!.. — Сванадзе побагровел от возмущения. — Нет, но вы только подумайте! Он, видите ли, утверждает, что я выполняю его функции — так получается? Нет, я этого так не оставлю! Я… — Экспансивный южанин потянулся к клавише селектора. — Я его сейчас вызову сюда!

— Не нужно, — капитан закрыл блокнот, спрятал ручку. — Да его сейчас и нет. — Нестеренко немного подождал, пока собеседник успокоится. — Это не суть важно. Видите ли, дело в том, что Зиселевич… погиб.

— Зиселевич?.. — начальник СМУ даже привстал от неожиданности. — Как… погиб?

Лицо Сванадзе выражало неподдельный испуг.

15

— Лелик, что с тобой?

Мать Леопольда, увядшая белокурая женщина с грустными красивыми глазами, пыталась разговорить сына.

— Нездоровится, ма… Пойду прилягу…

— У тебя что-то случилось… — Софья Яновна придержала его за рукав и силком усадила на диван. — Что?

— Прости, но мне нечего тебе сказать. Я просто устал…

— Лелик, ты знаешь, я не вмешиваюсь в твои дела. Но я вижу тебя так редко. И очень скучаю. В последнее время ты очень изменился — стал нервным, раздражительным. Нет, нет, не перебивай! Я чувствую, что с тобой творится что-то неладное.

— Я уже взрослый человек! И не нужно зря переживать. Тебе это вредно. Кстати, возьми деньга.

— Деньга? Откуда так много?

— Вернули старый долг. А теперь я буду спать. Разбудишь меня в шесть?

— Ладно… Может, чаю с малиной выпьешь?

— Спасибо, не хочу…

В семь вечера Леопольд был возле ВДНХ. Сидя в “Жигулях”, он с нетерпением посматривал на часы — ждал.

— Привет, — с силой хлопнув дверкой, в кабину влез парень, которого Лелик привозил на дачу к Бубенчикову. — Поехали…

— Ну как? — не выдержал Турчинский, сворачивая в переулок.

— Влипли…

— Что?! — от неожиданности Леопольд резко притормозил.

— Ты что, дуролом! — рявкнул верзила. — Гробануться захотел?

— Пошел ты… — Турчинский с ненавистью посмотрел на пассажира и включил скорость. — Что случилось? — спросил он через минуту. Спросил спокойно, но вдруг что-то оборвалось и заныло под ложечкой, как после удара в солнечное сплетение.

— Сяву взяли.

— Почему… как…

— Молча. Тьфу! — сплюнул здоровяк. — Шмакодявка…

— А “извозчик”?

— Рванул с перепугу. Придурок…

— Что теперь?

— А почем я знаю? Вези к своему… бульдожке…

Леопольд при последних словах парня, несмотря на серьезность положения, не удержался и хмуро улыбнулся — и в повадках Игнатия Пантелеевича, и во внешнем облике было что-то бульдожье. Он и впрямь был упрям и цепок, лицо в крупных складках и с большим губастым ртом. Ростом и фигурой Бубенчиков тоже не вышел — кривоног, приземист, ходил, переваливаясь с ноги на ногу, не спеша…

Игнатий внимательно слушал. Легкая улыбка блуждала по его лицу, словно то, о чем ему рассказывали, было всего лишь забавной историей, которая к нему не имела ни малейшего отношения.

Но Леопольд успел хорошо изучить Игнашку. “Боится…” — тоскливо подумал он, заметив, как округлились глаза Бубенчикова.

Игнатий долго молчал, прикрыв веки. Затем достал из холодильника бутылку “Пепси-колы”, открыл, плеснул в хрустальный бокал, выпил, крякнул.

— Зубы ломит… Холодная… Значит, дело дрянь, говоришь? — спросил тихим голосом. — И денежки мои тю-тю, и “рыжевье” помахало ручкой…