Жестокая охота
Шрифт:
— Я-то здесь при чем?
— Ты? Да-да, ты тут и впрямь сбоку припека. Ладно. Не об этом речь. Сява знал, для кого “дергает” чемоданчик?
— Что я, малахольный?
— И то хорошо. Кто тебя вывел на Сяву?
— Один человек…
— Надежный?
— Кремень!
— Ой ли?
— Я за него ручаюсь.
— Головой? Своей можешь. Но не нашими. Ладно, поговорили…Леопольд, отвези его. И сразу ко мне.
— Понял…
Лелик возвратился через два часа. Бубенчиков, бледный и хмурый, мерил шагами гостиную.
— Плохо, очень плохо… Такой
— Что же делать?
— Все операции прекратить. И немедленно! Пока… Будем ждать.
Он задумался на некоторое время, затем подмигнул:
— Оно, может, это и к лучшему… Наше дело — сторона. А вот Павлу Константиновичу придется покрутиться. В штопоре… Из которого выйти ему будет трудновато. Хорошо бы и вовсе…
— Убей ближнего, ибо он убьет тебя и воспляшет на костях твоих! — покривился Леопольд.
— А ты как думал? Кто кого… Закон жизни. Его “подметут” — нам простор.
— Не проще ли действовать по-другому? Соорудить “телегу” в органы — и дело с концом.
— Лопух, — коротко ответил ему Бубенчиков. — Такое у нас не прощается. Лучше скажи, что узнал про любопытного метрдотеля?
— Извините, Игнатий Пантелеевич, забыл. — Лелик вскочил и направился к двери. — Я сейчас.
Через минуту-две он возвратился в гостиную с папкой в руках.
— Вот. Тут все, что мне удалось узнать.
— Ну-ка, ну-ка. — Бубенчиков, наценив на свой крупный расплющенный нос очки, принялся разбирать содержимое папки. — Та-ак. Ясно.
И нахмурился — теперь он вспомнил, где и при каких обстоятельствах встречался с этим человеком…
Возвратившись после посещения СМУ-131 в МУР, Нестеренко первым делом позвонил Арутюняну:
— Гарик, зайди ко мне. Есть работа…
Геворг появился в кабинете капитана минут через пять после звонка. Не глядя на Володю, он вяло пожал ему руку и молча положил на стол какие-то бумаги.
— Вот. Виноват.
— Что стряслось? — встревожился Нестеренко. В таком подавленном состоянии Геворга он видел впервые.
— Я тебя разыскивал. С утра. Понимаешь, маху я дал.
— Да ты толком можешь рассказать, в чем дело?
— Я сегодня работал с картотекой. Помнишь вчерашний разговор?
— Конечно, помню.
— Ты оказался прав. А я… — Геворг постучал себя кулаком по лбу. — Олух царя небесного. Тюха ленивая.
— Неужто?
— Нашел. Там все. — Геворг кивком указал на бумаги, которые принес. — Смотри сам.
— Гарик, брось хандрить! Молодец! — обрадовался Нестеренко.
“Ковтун Петр Анисимович, кличка Кот, 1957 года рождения, уроженец Красноярского края, с. Верхнее. Судим: статья… УК РСФСР…”
Фотографии в фас и профиль сомнений не вызывали — это был именно тот человек, который приходил к Лехе Басу незадолго до его смерти и которого довольно точно описала Антонина Месропян; даже косой шрам на лбу хорошо просматривался. Но почему Кот? Ведь Свистунов называл его Барсуком?
— …Он сидел за вооруженный грабеж, — Геворг курил, жадно затягиваясь. Нестеренко, увлекшись, на этот раз не обращал внимания на такую вольность. — Отбыл срок, возвратился в свое село. Работал на лесосплаве. Хорошо работал — силенкой не обижен. Но недолго — примерно через год после возвращения утонул. Есть свидетельские показания плотогонов, которые работали вместе с ним. Не верить им, конечно, нельзя — люди честные. Погиб у них на глазах — на стремнине разорвало связку. Напарника успели вытащить, а он… Короче говоря, похоронили. Правда чисто символически — тело отыскать не удалось. Что, впрочем, и неудивительно — река в тех местах, если судить по свидетельским показаниям, глубокая, быстрая. Унесло куда-нибудь или зацепился за корягу — так объяснили плотогоны. Он по нашим документам считался погибшим, что меня и сбило с толку…
— Значит, выплыл…
— Наверно. Плавал он отменно. Вырос на реке.
— Но почему Барсук? Ты же знаешь, что кличку свою такие, как он, не меняют никогда .
— Или очень редко… Я думаю, что он сменил документы, а значит, прежняя кличка для него стала нежелательной.
— Говоришь, сменил документы… Это еще нужно доказать.
— Нужно. И все же, по-моему, бумаги у него теперь новые. Умом, конечно, он не блещет, если судить по материалам дела. И вызывает удивление, как это он додумался до такого. Здесь у меня тоже есть сомнения…
— Ну что же, примем за рабочую версию, что он нырнул в Красноярском крае, а вынырнул в Москве.
— А где же еще ему быть? Столица. Затеряться легче. Никто его здесь не знает, дело похоронено в архиве, по карточке он числится в потустороннем мире. Все чисто.
— Гарик, а ведь он левша, — Нестеренко не скрывал удовольствия. — Левша! Похоже, иЗиселевич, и ЛехаБас — его работа.
— Возможно…
— Сомневаешься?
— Как тебе сказать… Дубоватый тип, а такое спроворил. Можешь не сомневаться, что за спиной этого Барсука стоят люди похитрее.
— В этом я с тобой согласен. Судя по товару, который вез “извозчик” Зиселевич, тут чувствуется размах. Да еще какой — что-то я не припоминаю такого “улова” за последние два года.
— Что ж, Володя, тут тебе и карты в руки… Кстати, зачем звал?
— Гарик, следователь просит срочно подскочить в СМУ. Там в гараже стоят “Москвич” и “Волга”. Посмотри. О транспорте я договорюсь.
— Понял. Звякнешь в ЭКО. Минут через десять буду готов…
Примерно через полчаса после ухода Арутюняна капитану позвонил дежурный по МУРу.
— Нестеренко у телефона. Записываю… Все. Спасибо.
И спустя еще полчаса старший оперуполномоченный разговаривал с уже знакомым управдомом, “специалистом” по замкам.
— …Вот, понимаете, какое дело, — тот волновался, а от этого говорил быстро и не очень складно. — Гражданка Солодова, значит, пришла… Ну, это, заявление сделать. Так, говорит, и так, крутится какой-то подозрительный тип. Выспрашивает. Про Зиселевича. Я и позвонил… Фамилию вашу я запомнил…
— Спасибо вам, — искрение поблагодарил капитан. — А где Солодова?