Жестокая сделка
Шрифт:
После этого больше нечего сказать. Разочарование Лиама переносится тяжелее, чем гнев Коннора, Коннор был бы взбешен, даже если бы я, блядь, перевернул не тот кусок гравия по пути сюда. Он ищет повод разозлиться на меня, но Лиам всегда прикрывает мою спину во всем. Осознание того, что я подвел его, кажется особенно дерьмовым.
В результате звонка Максу я получаю только его голосовую почту, и я оставляю ему сообщение, сообщая, что мне, вероятно, понадобится его помощь. Это все, что мне нужно сказать, я знаю, он перезвонит мне, как только сможет. Мы с Максом поладили некоторое время назад, когда Макс был в Бостоне, пытаясь помочь Ане пережить самое худшее после ранения Александра, и я был бы готов доверить бывшему священнику свою жизнь, конечно, как и помощь
Когда с этим покончено, я раздеваюсь и иду в ванную, морщась при взгляде в зеркало. У меня дюжина синяков, которые в зеркале выглядят еще хуже, и повсюду запекшаяся кровь. Трудно понять, насколько это мое или сколько поверхностных ран я получил, пока не смахну самое худшее, поэтому я включаю душ и встаю под струю, как только она нагревается, настолько горячо, насколько я могу это вынести.
Тепло проникает прямо в мои кости, успокаивая напряженные мышцы и немного ослабляя боль, но недостаточно. У меня такое чувство, будто я прошел десять раундов со стадом слонов, и я стону, прижимая руку к ребрам. Смывание крови с моей кожи, это упражнение в дисциплине, потому что чего я хочу, так это плюхнуться в постель, не натирая свою и без того болящую кожу до жжения, к черту гостиничные простыни. Но годы участия в драках и выхода из них научили меня, что очистка после них необходима. Это единственный способ узнать, нужно ли что-то зашивать, и лучший способ избежать заражения.
Я сильно хочу спать. Часы глубокого, непрерывного, исцеляющего сна, но я не собираюсь получать его и сейчас, всего за несколько часов до того, как мне придется вернуться в лагерь Сантьяго и быть готовым помочь Диего вернуть его дочь.
Когда вода в душе начинает остывать, я выхожу, вытираюсь как можно осторожнее, прежде чем подвести итоги перед зеркалом в ванной. Синяки такие же ужасные, какими выглядели под коркой крови. У меня приличное количество поверхностных порезов и порезов от ножа на руках и один, который прошел через рубашку, а также рассеченная нижняя губа и порез на челюсти, где кто-то ударил меня кольцом, но ни на что не нужно накладывать швы, поэтому я надеваю боксеры и направляюсь к кровати.
Лежа тут, уставившись в потолок, я вздохнул. Если бы ночь прошла по-другому, я бы слегка накачался текилой, ублажая себя последним воспоминанием о Габриэле в этой постели, прежде чем утром сесть в самолет обратно в Бостон. Сейчас…
Сейчас у меня не встанет, не у такого избитого до полусмерти, каким я себя чувствую прямо сейчас. Тем не менее, я чувствую, как мой член подергивается в моих боксерах, вспоминая, что мы с Габриэлой, нет, с Изабеллой делали в этой комнате. То, как она впервые кончила на моем языке, прижавшись к двери, ее колени подогнулись так, что в конце концов я поймал ее и повалил на пол. Ее крики, когда я вошел в нее в первый раз, то, как она умоляла о моем члене той ночью и каждую последующую ночь. В первый раз, когда она отсосала мне, неуклюже, но так страстно, что это был лучший гребаный минет в моей жизни, даже если она и впивалась зубами в головку моего члена несколько раз. Ее лицо с моей спермой на ее губах, она стоящая на четвереньках, ожидающая, когда я возьму ее за задницу…
Я шиплю от боли сквозь зубы, когда мой член все равно встает, набухая от желания при воспоминании об этом, в частности. Я чертовски зол на нее, но мой член явно не получил уведомления, потому что он уже на пути к ноющей твердости, с которой прямо сейчас справится только хороший жесткий удар.
В порядке эксперимента я опускаю руку вниз, проводя вверх и вниз по жесткой длине, когда воспоминания о мягких красных губах Изабеллы, ее ниспадающих темных волосах и ее идеальном теле всплывают в моем сознании, но мне слишком больно, черт возьми. Я стону от этого движения и позволяю своей руке опуститься обратно на кровать, желая, чтобы мой член снова подчинился.
Похотливые мысли отгоняю в сторону, я измотан и вырубаюсь быстрее, чем думал, даже наполовину и возбужденный. Я сплю так крепко, что, когда шум за дверью моей комнаты вырывает меня из сна, я сначала даже не понимаю, где нахожусь. Это быстро возвращается ко мне. Звуки негромкие, но я мгновенно настороже, медленно соскальзываю с кровати и нащупываю нож и пистолет, когда слышу шорох за окном и шорох того, что могло быть шагами у двери. Кто бы там ни был, он не будет первым, кто покушается на мою жизнь, и я чертовски уверен, что не собираюсь облегчать им задачу.
Я также совершенно уверен, что знаю, что кто бы ни был за пределами моей комнаты, их послал Диего. Он захочет прикончить меня, лишить меня возможности прийти за Изабеллой, но меня не так-то просто убить. И я не собираюсь отдавать ее в его руки без боя, как и тем парням, которых я остановил, когда они приставали к ней в Сангре-де-Анхель, за исключением того, что Диего, мужчина, сильный, и его не так-то легко разубедить.
Я присаживаюсь на корточки у кровати, ожидая, когда они сделают свой ход. Я слышу звук чего-то скользящего под окном, как оно открывается, и медленный щелчок открывающегося замка. Они не самые скрытные убийцы, которых когда-либо нанимали, что заставляет меня пересчитать, сколько, по моему мнению, их может быть. Если они даже и не самые опытные, то у них будет численное преимущество.
Щелчок, и дверь распахивается. У меня меньше секунды, чтобы сосчитать, сколько их входит, три, нет четыре, фигуры в черном, и когда я поднимаю пистолет, чтобы выстрелить, окно распахивается, и в него проскальзывают еще трое. Я окружен, семь к одному, но у меня были шансы и похуже.
Мой первый выстрел сбивает одного из них с ног. При других обстоятельствах я, возможно, попытался бы просто обезоружить, а не убивать, но не сегодня. Я знаю, что эти люди здесь, чтобы убить меня, и я никогда не возражал против "крови за кровь".
Не говоря уже о том, что я, блядь, не в настроении для этого.
— Чертовски глупо, если вы думаете, что я позволю вам ворваться сюда и убить меня! — Рычу я, вскакиваю с корточек и стреляю снова, нанося удар по одному из них левой рукой, держащей нож. Брызги крови попадают мне на щеку, и еще одно тело падает, но их осталось пятеро. Раскаленная добела боль пронзает мои ребра, но у меня нет времени гадать, насколько глубок порез. Любое колебание, и я мертв.
Они не ожидали, что я буду так яростно сопротивляться, но есть момент, когда я не уверен, что у меня получится. Две мои пули пролетают мимо, еще одна задевает одного, когда они приближаются, и это сокращает время прицеливания и вынуждает меня уворачиваться слишком быстро, чтобы попасть точно в любого из них. Я продолжаю стрелять, резать и рычать, пока убийцы наносят свои удары. Один из них валит меня на ковер, и я бью ногой вверх, одновременно заезжая локтем ему в нос. Кровь заливает мне лицо, а другой пытается прижать меня к земле, выбивая мой пистолет из рук и скрывая его из виду в темной комнате.
Отлично. Я так же хорошо сражаюсь ножом.
Я всегда предпочитал бокс любому другому боевому искусству, но я знаю, как выкрутиться из наземного маневра. Драки, моя сильная сторона, больше, чем что-либо другое, и как только они решат обменять оружие на удары, все закончится. Они решили взять с собой в перестрелку ножи и кулаки, предполагая, как я полагаю, подкрасться ко мне и зарезать до смерти, пока я сплю. Вместо этого я прорезал их, превратив в кашицу. Но не без последствий.
Рана на моих ребрах сильно кровоточит, я чувствую это. У меня идет кровь и из других ран, мой нос распух, к общему количеству добавились синяки. Я нащупываю спортивные штаны и рубашку, стоя там, окровавленный и ошеломленный, в своих боксерах, окруженный телами, а затем включаю фонарик на телефоне, ища свой пистолет и ключи. Закрепив и то, и другое, я засовываю телефон в карман и выскальзываю из гостиничного номера с оружием наготове. Однако, насколько я могу судить, там больше никого нет. Я медленно крадусь по коридору, одной рукой прижимая к ране на боку другую скомканную рубашку, а другой придерживая пистолет. На меня больше никто не набросится, пока я не доберусь до своего байка и не свалю отсюда нахуй.