Жестокие игры I
Шрифт:
Скрутилась вся, будто я бил ее наотмашь со всей дури, руки в груди прижала, аж ноги подобрала, в угол забилась и плакала. А я дышал тяжело, будто марафон на всей скорости пробежал, воздуха не хватало, под сердцем кололо от того, как молотило оно, разбивая ребра в хлам. Скатился в первую попавшуюся подворотню, ремень отстегнул свой и ее, на руки девчонку перетянул, к себе прижал и лицо принялся целовать, слезы пил, текшие по лицу, то в губы впивался, то глаза целовал, то щеки… Руки сами потянулись под пальтишко и рубашку. Согреть всего лишь хотел, успокоить и самому успокоиться, да только дымящийся
…прилетела такая жгучая пощечина, что будто в Кассиопею слетал – так звезды из глаз вылетели и сложились. Отрезвило мгновенно.
Маринка с коленей моих назад на свое сиденье утекла, как песок между пальцев, одежду поправила, пристегнулась и отвернулась. И молча сидела.
Я сигарету достал, вышел, затянулся. Постоял на улице немного, подождал, пока лицо гореть хоть немного перестанет, ни одной мысли в голове. Полный штиль. Словно ударом все мозги мне вышибла. Хихикнул, как придурок, от мысли, что, может, первый контакт с инопланетянами мой мозг установит и вернется уже прокаченным, чтобы такую дурь впредь не творил. Вернулся за руль, пристегнулся, завел тачку и к девчонке повернулся. За руку хотел взять – выдернула.
– Прости, Марин.
Вывел машину из подворотни и повез девчонку домой, не спеша, наслаждаясь моментами, пока она рядом. Расслабленный, откинувшись на спинку, положив локоть на руль, вторую руку опустив на свое бедро. Вполоборота к девчонке, открытый. Бей, пинай, ругай – заслужил. А она молчала. В окно боковое смотрела, обняла себя, к дверце привалилась, чтоб от меня подальше быть.
Сволочь я. Но пусть лучше держится от меня подальше – целее будет.
А чего сам-то приперся тогда?
***
Не знаю, как не выскочило стекло, а следом за ним и Виталя – так я хлопнула дверцей машины. Вот придурок! И я тоже хороша! Развесила слюни и уши! Да застрелись он – плевать я на него хотела! Сначала в сауне трахается с Верховой, нападает на меня в универе, потом припирается с мороженым, лезет с поцелуями и… и… Руки бы ему пообломать!
Я тоже хороша – расквасилась вся, разомлела… А ему только и надо было мне в трусы залезть!
Ну что я за дура такая?! Вбила себе в голову этого Грома! Ну ладно тогда, когда была еще школьницей с заигравшимися гормонами, но сейчас-то что? Сама себе придумала какую-то любовь, а на самом деле все просто – тело повзрослело, а ни о ком другом я никогда и не думала. И парня у меня никогда не было. Вот и зациклилась на Витальке!
А как зациклилась, так и расциклюсь. Все! Решено! Завтра же соглашусь сходить в кино с одногруппником Антошкой. И на студенческий вечер после конкурса «Мисс Университет» пойду с ним, хотя вообще туда не собиралась! И платье для этого случая куплю такое, что этот Гром еще слюни на меня пускать будет, а Верхова от зависти сдохнет! Корова с титьками пятого размера и короной набекрень! Ненавижу!
Домой зашла взвинченная, швырнула сумку в комнату, проходя мимо нее, и сразу направилась в кухню, откуда слышны были голоса дикторов московского канала – который принадлежит семье Верховой, мать ее, Алинки! – и причитания бабушки.
– …ой-ой-ой,
– Что произошло?
Я побренчала кастрюлями в поисках еды, налила борща полную тарелку, плюхнула ложку жирной сметаны и накрошила сверху свежей зелени. Нашла дольку лимона и присланную родителями смесь специй. Устроилась за столом и уставилась в экран телевизора, так и не дождавшись от бабушки ответа. Только сунула ложку в рот, как показали накрытое черным полотном лежащее на асфальте тело, а чуть поодаль еще что-то под тряпкой, из-под которой виднелись… покрытые кровью длинные светлые волосы…
– Это голова… что ли? – в шоке спросила я, с трудом проглотив суп.
– Ох, Мариночка, уже не первый труп с оторванной головой. Взрывом, говорят, отрывает. Ох, этот прогресс! Зачем он нужен только?! Так изощренно убивают!
– И что, не могут найти, кто это делает?
– Полиция от комментариев отказывается, люди пикеты устраивают, самосуд чинить собираются, какую-то фирму детективную наняли…
Бабушка пересказывала новости и совсем запутала меня, маньяк это убивает или организованная банда, и я окончательно перехотела есть. Отодвинула тарелку и тоже таращилась на экран. И правда, оказывается, уже не первый пикет, наезды на полицию нешуточные, а они как в рот воды набрали. И эта Верхова, корова с дойками, тут как тут! Ну как же на папочкином канале в первых рядах с транспарантом не засветиться?! Я с неприязнью смотрела, как возмущалась Алинка в микрофон, разумеется, именно ей подсунутый журналисткой. Активистка хренова! Первая красавица универа.
Как теперь развидеть, как она сосала член Виталькин? У-у-у, сука! Бесит! Шлюха! А он?! Он тоже хорош! А сегодня приперся – «трахнуть тебя хочу»! Вот урод! Как я могла в такого влюбиться? Нет, я точно придумала себе это чувство, мне просто показалось! Все, больше никаких ожиданий его в коридорах, охов и вздохов, томных взглядов вслед и уж точно никакой ревности к элитной корове! Пусть ее этот наглый бык приходует и вымя мнет! Ненавижу! Обоих! Да застрелитесь оба! Сама бы обоим головы поотрывала!..
…Суп я все-таки доела. Так разозлилась, что все эти дикие и ужасные новости, казавшиеся такими нереальными, просто отошли на очень дальний план. Мне нужно было готовиться к сессии – раз, к конкурсу «Мисс Университет» – два, морально настроиться на поход в кино с Антоном – три. Вообще некогда думать о коровах, коронах, Виталях и их хотелках.
Зашла в свою комнату, включила настольную лампу и села позаниматься. Только время зря потеряла, пока по городу каталась с этим придурком! Уже бы все сделала.
Нет, вот точно – теперь все!
Я взялась за учебник по экономике, открыла сайты онлайн-магазинов брендовой одежды и нашла в соцсети страничку Антошки – схватилась за все дела сразу, не в силах сконцентрировать ни на одном. Потому что вот так сразу выбросить из мыслей Виталю я оказалась бессильна – привыкла думать о нем за столько лет. И ревность эта еще душила, хоть и старалась не поддаваться ей. И все равно так плохо на душе было, так обидно, так себя жалко, что чуть губы не откусила, пока зубами их терзала, чтобы в голос не разреветься.