Жестокие игры
Шрифт:
— Твою куртку?! — произношу я достаточно энергично для того, чтобы заставить Корра насторожиться. — А как насчет «подай мою куртку, пожалуйста»?
Шон Кендрик недоуменно смотрит на меня, и я вижу, что он совершенно не понимает, из-за чего я на него рассердилась. Почему я вообще сержусь. А я все не могу остановить дрожь, как будто забрала ее у Корра и решила оставить себе.
— Я это и сказал, — произносит Шон Кендрик после паузы.
— Нет, не это.
— А что же я сказал?
— Ты сказал: «Мою куртку!»
Шон, похоже, окончательно зашел в туник.
— Я и говорю, что сказал именно
Я злобно рычу и отправляюсь поднимать его куртку. Если бы имелся хоть малейший шанс на то, что ее не унесет приливом, прежде чем Шон сюда вернется, я бы так ее здесь и оставила. Я могу сейчас думать только о том, что тот человек мертв, хотя совсем недавно держал меня за руку. И чем больше я об этом думаю, тем сильнее злюсь, хотя и не могу придумать, кого бы можно было во всем этом обвинить, кроме вот этого кабилл-ушти, которого я согласилась подержать. В результате я начинаю чувствовать себя соучастницей, и злость моя улетучивается.
Куртка Шона Кендрика невероятно грязна, она сплошь облеплена песком и засохшей кровью, жесткая от соленой воды. Она похожа на кусок парусной ткани. Мне бы следовало просто бросить ее на голую руку Шона, вот только он без рубашки, которая могла бы смягчить прикосновение.
— Я тебе ее потом принесу, — говорю я Кендрику. — Я ее постираю дома вместе с конскими попонами. Куда принести?
— В конюшню Малверна, — отвечает он. — Пока — туда.
Я оглядываюсь на Принса. Он лежит на песке, неподвижно вытянувшись, и кто-то уже отправился за доктором Халзалом, чтобы тот удостоверил факт смерти. Мужчины тихо переговариваются, стоя рядом с телом, как будто пониженные голоса каким-то образом выражают уважение к смерти. Но я слышу обрывки их разговора — они обсуждают шансы наездников и ставки.
— Спасибо, — говорит Шон.
— Что?!
Но я уже поняла, что именно он сказал, мой мозг сразу зафиксировал произнесенное слово. Шон видит, как все это отражается на моем лице, и коротко кивает. Притянув к себе голову Корра, Шон что-то шепчет ему на ухо, а потом кладет руку на бок красного жеребца. Водяной конь вздрагивает, как будто ладонь Шона раскалена. Но он не взбрыкивает, и Шон ведет его с песчаного берега к утесам. Он останавливается только один раз, на расстоянии вытянутой руки от Мэтта. Отсюда, где я стою, Шон без рубашки выглядит тонким и бледным, просто какой-то мальчишка рядом с кроваво-красной водяной лошадью.
Мистер Малверн, — говорит Шон, — не хотите ли отвести вашу лошадь обратно в конюшню?
Мэтт лишь молча таращится на него.
Пока Шон уводит Корра с пляжа, я так и эдак тискаю в руках его куртку. Я все еще не могу до конца поверить в реальность случившегося. В то, что каких-нибудь десять минут назад я держала руку мертвого человека. Что через несколько дней приду вот на этот пляж вместе с несколькими десятками кабилл-ушти. Что я обещала Шону Кендрику постирать его куртку.
— Кусок дерьма.
Я оборачиваюсь. Это Дэйли.
— Что?..
— Кусок дерьма, — повторяет Дэйли, и это беспомощное ругательство вырывается у него потому, что он чувствует потребность что-то сказать, но не находит слов. — Весь этот остров — кусок дерьма.
Я ничего не отвечаю. Мне просто нечего ответить. Я крепко сжимаю куртку Шона во все еще дрожащих руках.
— Домой хочу, —
Глава сорок третья
Шон
Бенджамин Малверн желает встретиться со мной в гостинице в Скармауте. Это тоже своего рода игра, потому что в эти дни скармаутская гостиница битком набита, все номера заняты туристами, приехавшими на бега. И если лавка мясника — это нечто вроде местного клуба, где заключают пари и узнают новости, куда могут прийти наездники, чтобы обсудить разные вопросы, то вестибюль гостиницы — место сбора приехавших с материка. Здесь они сравнивают свои заметки, рассуждают о том, как прошла дневная тренировка, и обмениваются мнениями по поводу шансов той или иной лошади на победу. И для меня стоять здесь — все равно что отдать себя на растерзание азартным материковым игрокам.
Поэтому в гостиницу я, конечно, вхожу, скрываясь от холода, но через вестибюль проскальзываю как можно быстрее и нахожу ту лестницу, под которой можно спрятаться и подождать. Она расположена в сторонке и, похоже, ведет всего к нескольким номерам, так что здесь народ не толпится. Я растираю руки — они ужасно замерзли — и смотрю наверх сквозь ступени лестницы. Эта гостиница — самое грандиозное строение на острове, и все в ней устроено так, чтобы материковые жители чувствовали себя как дома. Поэтому внутри — сплошные расписные колонны и цивилизованные деревянные арки, декоративные карнизы и полированное дерево. Мои ноги ласкает персидский ковер. На стене рядом со мной висит картина, изображающая чистокровную лошадку в нарядной уздечке на фоне безмятежного пейзажа. Все в этой гостинице говорит о том, что проживающие здесь — настоящие джентльмены и знатоки, хорошо воспитанные и защищенные от всех невзгод жизни.
Я поглядываю в вестибюль, выискивая Малверна. Туристы, приехавшие на бега, стоят маленькими группами, по два-три человека, они курят и обсуждают тренировку.
Огромная комната наполнена их чужим, резким говором. Откуда-то доносятся звуки пианино. Минуты ползут лениво, вяло. Это какое-то странное междуцарствие, непонятный промежуток между фестивалем и бегами. Большинство этих твердолобых любителей бегов приехали заранее, чтобы увидеть Скорпионий фестиваль, но Скармауту нечем занять их на долгое время, этот город недостаточно велик и богат. И им ничего больше не остается, кроме как ждать начала бегов и наблюдать за тем, как мы живем и умираем на песчаном берегу.
Я забираюсь поглубже под лестницу и обхватываю себя руками, защищаясь от сквозняка. Мои мысли бесцельно блуждают, то и дело возвращаясь к отвратительной картине: Мэтт Малверн верхом на Корре. У меня в голове звучит крик Корра. А перед глазами мелькает рыжий локон, упавший на щеку Пак Конноли.
Я стараюсь отогнать от себя опасные мысли.
Надо мной скрипят ступеньки — кто-то спускается по лестнице. Я поворачиваю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как вниз бодро, словно мальчишка, бежит Джордж Холли. Заметив меня, он тут же сбавляет ход и поворачивает ко мне, как будто я и был его целью.