Жестокие намерения
Шрифт:
— Мы пытаемся не допустить, чтобы он прикасался к Кей, а не преподносить ее ему на блюдечке с голубой каемочкой. — Я не должен объяснять это.
Виктория закатывает глаза и возвращает взгляд на телефон. Ее палец поднимается вверх каждые несколько секунд, просматривая фотографии и обновления ленты.
— Я вообще не знаю, почему тебя волнует эта оборванка. Она была бы идеальной приманкой для Малкольма. Я бы заплатила хорошие деньги, чтобы увидеть лицо Кэрри, когда она узнает, что ее муж трахнул ее дочь. Расплата — сука.
— Нет, это ты
— Собака лает, караван идет, любовь моя, — пренебрежительно машет она пальцами в мою сторону. — Я полностью за то, чтобы уничтожить твоего отца, но если ты не собираешься принимать всерьез ни одну из моих идей, тогда зачем ты пришел сюда?
Хотел бы я знать. Думаю, головная боль — это способ моего тела наказать меня за допущенную ошибку.
— Я не хочу уничтожать его, я просто хочу, чтобы он оставил Кей в покое.
Виктория подчеркивает свое недовольство драматическим вздохом.
— Просто скажи мне. Неужели секс был настолько хорош, что ты готов бросить свои отношения с отцом на произвол судьбы, чтобы защитить ее? — Она с отвращением морщит нос. — Потому что именно так твой отец меня и поимел. У него был секс с Пеннингтон, а затем он решил сжечь мир дотла, чтобы заполучить ее. Это безумие, потому что он мог бы содержать ее как любовницу за гораздо меньшую сумму, чем стоил ему развод со мной.
Теперь я понимаю, в чем я ошибся. Я предполагал, что моя мать поможет мне, потому что я ее сын. Я забыл, что ее ненависть к Малкольму сделает ее слишком эгоистичной, чтобы заботиться о чем-либо, кроме боли, которую она притупляет высокопроцентным алкоголем. Это была моя вина.
Надо отдать должное моей маме: она понимает, что я расстроен, и проявляет тактичность. Ей по-прежнему скучно от моего вторжения в ее день, но она дает мне первый полезный совет.
— Если ты хочешь, чтобы твой отец что-то сделал для тебя, ты должен что-то сделать для него. Выясни, чего он хочет больше, чем использовать эту девушку, и дай ему это. — Она делает секундную паузу, чтобы установить краткий зрительный контакт. — Он всегда чего-то хочет, Ксав, и это никогда не бывает просто девушка.
— Чего он тогда хотел, когда речь шла о тебе и Кэрри? — Я всегда предполагал, что он променял Викторию на более новую модель с меньшим пробегом, просто потому что мог.
— Контроль, — отвечает Виктория, пожимая плечами. — Он всегда хочет контроля.
Глава 29
Кей
За день до
Мы с Кристин никак не могли придумать надежное решение моей проблемы с Малкольмом. Мы провели все выходные, размышляя над этим, и в конце концов моя лучшая подруга посоветовала мне уволиться.
— Или попроси Ксавьера разобраться с этим, — предложила она.
Я не хотела втягивать в это своего сводного брата. Для начала, я уже переступила с ним дюжину границ, которые не могла переступить.
В понедельник днем я возвращаюсь в McCade & Manchester без определенного плана. Удивительно, но Малкольм избегает меня как чумы. Он не разговаривает со мной, не смотрит на меня и не дышит в мою сторону. Я невидимка, и это похоже на Рождество.
Я трачу свое время на расшифровку заметок, которые сделал Малкольм, пока меня не было. Это утомительная работа, и иногда мне приходится воспроизводить фрагменты записи, когда голос Малкольма невнятен или он говорит слишком быстро, чтобы я могла уловить все за один заход. Качество звука ухудшается по мере того, как он все больше устает, и в определенные моменты я могу разобрать только обрывки фраз.
Затем, в середине диктовки того, что произошло в суде в прошлый четверг, когда я не пришла, открывается дверь. Не в офис McCade & Manchester, а на пленке. Скрипит дверь, и наступает короткая пауза, прежде чем Малкольм удивленно произносит:
— Ксав?
Поставь пленку на паузу, — говорит тихий голос в моей голове. Это личный момент; тебе не стоит его слушать. Но диктофон лежал на моем столе, когда я пришла, а на нем была нацарапанная от руки записка от Малкольма, в которой он просил немедленно расшифровать запись. Он знает, что записано на пленке, подумала я. Значит, он хочет, чтобы я это услышала.
Я увеличиваю громкость в наушниках и включаю воспроизведение.
— Что ты сказал Кей? — Ксавьер захлопывает за собой дверь, по полу кабинета раздаются тяжелые шаги.
— Теперь ты ее рыцарь в сияющих доспехах? — спрашивает Малкольм, фыркая.
— Я — все, что ей нужно, включая защиту от тебя.
Малкольм делает минутную паузу, прежде чем разразиться необузданной, гневной тирадой.
— Эта сучка того не стоит, сынок. Она чертова дразнилка, и она это знает. Она носит рубашки с высоким воротом и дурацкие платья в цветочек, чтобы заявить о своей невинности. Но я знаю, что под всей этой тканью и оборками скрывается сексуальный котенок, которого нужно хорошенько оттрахать.
Я нажимаю на паузу на диктофоне, снова чувствуя, как меня снова начинает тошнить. Возможно, Малкольм не знал, что записал свой разговор с Ксавьером. Что, если он дал мне этот диктофон, не понимая, что на нем записано?
Неважно, говорит голос в моей голове, ты заслуживаешь того, чтобы услышать остальное.
Болезненное любопытство заставляет меня закончить.
— Чего ты на самом деле хочешь? — Спрашивает Ксавьер. — Я знаю, что это не Кей.