Жестокие намерения
Шрифт:
Она фыркает.
— Подожди, пока не почувствуешь там чей-нибудь язык.
Я делаю вид, что не слышу ее, но мои щеки все равно вспыхивают ярким румянцем. Я не ханжа. Но когда дело касается мужчин, я немного стесняюсь. Кристин говорит, что это пройдет после того, как я впервые займусь сексом, но я все еще краснею, когда кто-то говорит об оральном сексе или о том, чтобы взять его в задницу. Или когда Ксавьер прикасается ко мне руками.
— Может быть, мне стоит напиться и найти мужчину, — бормочу я больше для себя, чем для своей лучшей подруги.
Кристин восторженно хлопает в ладоши.
— Да, королева! — Она начинает подпрыгивать, и, клянусь,
— Да, да. Тогда пойдем в бары. — Мне нужна громкая музыка и Truly2, чтобы заглушить взволнованный голосок в моей голове, который говорит, что я совершаю ошибку.
Глава 8
Ксавьер
Мой телефон пикает, когда Кей выходит из общежития. Я смотрю, как ее маленькая голубая точка направляется по Прери-авеню в район баров и проскальзывает в Leather & Lager, известный байкерский бар в Роуздейл. Это бункер из мешков с песком, дерева и кирпича — разнообразие стилей, которые владельцы никак не могут согласовать. Здесь пахнет несвежими сигаретами и пивом; не знаю, почему она осталась там. Часы тикают за десять вечера, а ее точка остается неподвижной.
Я раздраженно смахиваю уведомление от одного из моих однокурсников по братству. Я не хочу сегодня веселиться, но Stingray находится в районе баров. Это в полутора кварталах от Leather & Lager.
Если Кей где-то пьет и болтает с парнями, ей лучше, блять, остановиться. Она знает, что принадлежит мне. А если она забыла, я освежу ей память. Я верну ее к реальности напоминанием о том, кому на самом деле принадлежит ее судьба.
Я натягиваю черные джинсы и белую рубашку с длинным рукавом. Затем задираю подол до бедер, обнажая торс, и мои татуировки пульсируют при каждом движении, после чего исчезают под поясом. Я оставляю три верхние пуговицы рубашки расстегнутыми, и из прорехи выглядывает клок волос на груди. Затем брызгаю одеколоном, после чего беспорядочно провожу пальцами по волосам. Весь процесс занимает меньше десяти минут, и я выхожу за дверь.
По дороге я практикую спокойное дыхание, готовясь к встрече с Кей. Держу пари, на ней одно из ее милых платьев в цветочек с завышенным подолом. Ее наряды настолько консервативны, что мне больно смотреть на нее. Я тысячу раз представлял ее обнаженное тело, а ее платья насмехаются надо мной, прикрывая те части, которые я отчаянно хочу увидеть.
Я паркуюсь возле Stingray и проверяю местонахождение Кей. Пока я ехал в район баров, она зашла в Red Dawg.
— Блять, — ругаюсь я на синюю точку, — ненавижу это место.
Red Dawg пытается создать атмосферу танцевального клуба большого города, но половина его клиентов — несовершеннолетние. Итак, пока тусклый свет освещает переполненный танцпол яркими вспышками, бармены игнорируют половину посетителей, просящих виски с колой, потому что не могут отличить, кто несовершеннолетний, а кто нет. Музыка всегда громкая. А место всегда битком набито. И здесь всегда холодно,
Она заставляет меня попотеть.
Я протискиваюсь сквозь толпу, ожидающую очереди в Red Dawg, и показываю вышибале полтинник. Он пожимает мне руку, берет купюру и пропускает меня, не проверяя удостоверение личности. Там, где уличные фонари освещали каждый дюйм квартала баров, внутри клуба — облачная дымка.
— Шевелитесь, — кричу я, протискиваясь вперед. Группы людей сбились в кучку и смеются… не знаю, как они слышат друг друга сквозь музыку. Барная стойка перегорожена от одного конца зала до другого. Это кошмар; понимаю, зачем люди сюда приходят.
Я не вижу Кей и еще раз проверяю свой телефон. Точка ее местонахождения все еще здесь, а это значит, что она, должно быть, на танцполе. Я смотрю на переполненную платформу.
Холодок пробегает по моей спине, когда я поднимаюсь по лестнице. Я возвышаюсь над половиной танцующих, и мне нужно всего лишь быстро пройти мимо, чтобы найти ее. Она стоит в углу в обтягивающем красном платье, руки другого мужчины лежат на ее бедрах. Ярость бурлит в моих венах, когда я смотрю, как Кей трется о своего партнера. Боже, он выглядит молодо; у него еще даже не выросли волосы на лице. Мой желудок скручивается в узел, когда я думаю о том, что случилось бы, не появись я сегодня вечером. Он мог бы отвезти ее домой; он мог бы лишить ее девственности…
Его присутствие вызывает у меня ярость, напоминая о том, что он прикасается к женщине, которую я три года ждал, чтобы лишить девственности. Кей — моя, и этот двенадцатилетний придурок, вцепившийся в нее, вот-вот столкнется с последствиями своих действий.
Я проталкиваюсь сквозь толпу танцующих и пар, направляясь прямиком к ней. Кто-то проливает свой напиток на мой ботинок, и то, что я не поворачиваюсь и не вырубаю его на хрен, свидетельствует о том, что сейчас у меня лишь одна цель. Вместо этого я сосредотачиваюсь на своем гневе на мужчину, прикасающегося к моей женщине.
Я яростно разворачиваю его к себе, хватаю за горло, как тисками, — так крепко, что чувствую пальцами каждый мускул на его шее. Я с железной силой оттаскиваю его от Кей, едва оставляя ей время вздохнуть, прежде чем он окажется вне досягаемости. Я мог бы задушить этого человека, если бы захотел.
— Ты думаешь, что можешь прикасаться к моей девушке?
Кей в ужасе смотрит на меня. Она перекрикивает музыку:
— Ксавьер! Прекрати! Я не твоя! — Ее любовник по танцу начинает что-то лепетать. Из-за музыки я не слышу и половины того дерьма, которое он говорит, но улавливаю такие слова, как "не знал" и "извини". Кей пытается оттащить меня от него, а он пытается убрать мои руки со своей шеи.
У меня кружится голова от похоти и кровожадных намерений; я отталкиваю мужчину от себя, пока он не исчезает в толпе. Затем переключаю свое внимание на Кей и хватаю ее за бедра, чтобы она больше не чувствовала руки другого мужчины на своем теле.
— Ты моя, любимая. Ты всегда была моей.
— Прекрати это. — Но ее голос дрожит, а в словах сквозит неуверенность.
— Позволь другому мужчине еще раз прикоснуться к тебе, и я сожгу его заживо прямо у тебя на глазах. Его крики впечатаются в твою память, чтобы ты никогда не забывала, что принадлежишь мне, принцесса. — Затем я прижимаюсь губами к ее губам, отчаянно желая ощутить вкус ее невинности и клубничной гигиенической помады.