Жестокий лес
Шрифт:
Андрей подбежал, приказывая:
— Не двигаться!
Коршун поднял здоровую руку, стиснул кулак, будто угрожая Андрею, но сразу же разжал, рука мертво упала на грудь.
Подошли Бутурлак и Вера. Девушка всхлипнула виновато:
— Это я — мазила… Он же мог удрать…
— Ты храбрая, — возразил Андрей, — и ты мне еще больше…
Парень не договорил, устыдившись, глянул на Бутурлака: не заметил ли чего? Но лейтенанту было не до того.
Бутурлак перевернул Коршуна лицом вверх: мертвенная бледность проступила на лице бандеровца.
— Это Коршун? — спросил лейтенант.
— Да.
— Вот и конец… — сказал лейтенант хрипло.
Возвращаясь в Острожаны, они увидели в лесу редкую цепь вооруженных людей. Прибыл отряд из райцентра и прочесывал лес. Капитан Ярощук, возглавлявший операцию, подошел к Бутурлаку.
— Догнали? — спросил нетерпеливо.
— Коршун убит. Но убежал его племянник Гришка Жмудь.
Капитан пожал всем руки.
— За ликвидацию банды Коршуна большое вам спасибо! — сказал торжественно. Приказал помощнику: — Продолжайте операцию.
Андрей объяснил Антону Ивановичу, который вел отряд, где найти тело Коршуна.
— Что там в селе? — спросил Бутурлак Демчука.
— Три бандита убиты и один ранен, Фросем назвался. Признался, что ликвидировали группу младшего лейтенанта.
— Какого младшего лейтенанта? — не понял Бутурлак.
Ярощук снял фуражку, объяснил:
— Позавчера младший лейтенант Лебединский и его группа не вернулись в райцентр…
— Убит Лебединский? — все еще не верил Бутурлак.
— К сожалению, все трое.
Лейтенант помрачнел. Потом поднял автомат, прозвучали три одиноких выстрела. Прощался так, как прощался со своими солдатами, не вернувшимися из разведки.
Солнце коснулось верхушек деревьев, они словно загорелись, и Бутурлак закрыл глаза.
Вчера из Острожан уехал капитан Ярощук со своим отрядом. Гришку они так и не нашли — то ли утонул где-то в болоте, то ли удалось ему убежать. В конце концов, капитан не очень огорчался: главное — ликвидировали банду Коршуна.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
По небу плыли тучи, и лучи солнца, склонявшегося к горизонту, с трудом пробивались сквозь них. Андрей почти бежал по узким львовским улицам, думал: как хорошо жить на свете, когда есть и тучи, и солнце, когда пахнет недавним дождем и с листьев деревьев падают большие, теплые, прозрачные капли. Но все же в сердце затаилась тревога: сейчас он увидит Веру…
Она уже ждала его возле театра, Андрей издалека увидел ее и остановился. В его представлении еще жила девочка с венком из одуванчиков на светлой голове, а стояла и улыбалась ему высокая, стройная девушка, наверно самая красивая во Львове, нет, во всем мире. Он пересек улицу нерешительно, даже со страхом, а она протягивала к нему руки и, когда подошел, припала щекой к его груди. У Андрея перехватило дыхание. Он несмело коснулся ладонью ее светлых, шелковистых волос. Вера подняла глаза, и только теперь он понял: не изменилась совсем, такой же золотой одуванчик, каким была в Острожанах.
Наконец Вера оторвалась от него, положила ладони ему на плечи и начала с интересом разглядывать:
— Какой ты стал высокий, Андрейка, и… — Остановилась, но все же досказала: — И красивый!
Андрей почувствовал, что счастливая улыбка растягивает ему губы, но не мог ничего с собой поделать, только улыбался и молчал, потом осторожно взял ее руки, держал в огрубелых от тяжкого деревенского труда ладонях — и мог так держать целую вечность.
— Поступил? — спросила Вера.
Он не понял, о чем она, понял только потом, когда переспросила, встревожившись:
— Что с институтом?
Ему сразу сделалось легко, потому что в этом вопросе было столько заботы о нем, что Андрей понял: он не чужой Вере. Сжал ей руки и кивнул, потому что так и не мог вымолвить ни одного слова. Только увидел, как просияла Вера, и сказал то, что никогда не звучит банально, ведь в этих словах кроется, может, самая большая тайна в мире:
— Я люблю тебя!
Вера засмеялась счастливо, освободила одну руку из его ладони, потянула за собой, и они пошли, как дети, взявшись за руки и размахивая ими. Поднялись под портик театра, с неба упали первые капли, и хлынуло так, как бывает лишь в Прикарпатье, когда тучи останавливаются перед горами и сразу же обрушиваются ливнем на землю.
До начала спектакля еще было много времени, и Вера потребовала:
— Рассказывай, как все было…
Андрей посмотрел на нее сверху вниз. Ничего не хотелось говорить, потому что все его хлопоты, которые еще вчера были самыми важными и самыми необходимыми, теперь показались незначительными. Он махнул рукой и сказал небрежно:
— Прошло уже… — Но сразу подумал, что должен сказать Вере всю правду, и добавил, глядя ей прямо в глаза: — Честно говоря, на математике чуть не срезался, но потом подумал и как-то решил задачку. И Филипп поступил. В лесотехнический.
— Вы оба такие умные! — сказала Вера радостно, но Андрей возразил:
— Это ты у нас самая умная и… самая красивая!
Но Вера сказала:
— Ты увидишь наших актрис — вот красавицы!
Андрей промолчал, перевел разговор на другое:
— А ты по-украински теперь хорошо говоришь. Совсем как местная!
Вера заважничала:
— Год в сельской школе, два года во Львове. Но все же, когда принимали меня в студию, предупредили, что должна много работать. Я и сама знаю, что должна.
— Никак не могу поверить, что ты артистка.
— Какая же я артистка — в массовке бегаю! Сегодня увидишь в третьем действии. Мы там танцуем.
Андрей посмотрел на Веру с уважением. Ишь ты! Вера выходит на сцену, в костюме и загримированная, скоро она станет знаменитой и, возможно, не захочет смотреть на обыкновенного студента-политехника. Таких во Львове пруд пруди.
Вдруг Вера глянула на него искоса и спросила то ли с укором, то ли недоуменно:
— Но ведь ты хотел стать летчиком!