Жестокий наезд
Шрифт:
– Потому что ни у одного мента, какой бы он тупой ни был, не хватит ума выдумать причину, по которой он мог бы вот так войти в квартиру федерального судьи. Даже в состоянии тяжелейшего алкогольного опьянения он так не сделает. – Я вздохнул и тяжелым взглядом обвел присутствующих. – Друзья... Позвольте мне называть вас «друзья». – Я не спрашивал, поэтому и не ждал ответа. – Друзья, сегодня был очень трудный день, один из многих. С девяти утра до шести вечера я слушал перебранку скандалистов, полчаса назад мне едва не удалили селезенку. После этого рассказывал милиционерам, что делать с задержанным с ножом в руках наркоманом. Я устал, поэтому не сочтите меня негостеприимным, когда я попрошу вас излагать коротко, просить мало и уходить быстро.
Взгляды гостей слегка потускнели. И я знаю почему. В этот момент они наверняка догадались о том, что если еще раз им придет в голову добиваться желаемого для себя результата подобным способом, они будут сброшены с лестницы.
Сам себе я мысленно прикрепил на лацкан орден «Мастер такта и долготерпения». Самым логичным мне представлялось вытолкать пинками двоих мужиков за дверь. Однако в который раз любопытство победило во мне здравый смысл. Применить пинки никогда не будет поздно. И вряд ли «ведомый» в данной ситуации решится лезть за пазуху за своей «волыной». Еще одна причина, по которой следовало расстегнуть пиджак. Этот «торч» под мышкой не может увидеть только слепой. «Ведущий» приперся ко мне без «пушки». Значит, чин высокий, таким «стволы» без надобности.
– Антон Павлович, мы просим прощение за бесцеремонное вторжение. – Он покачал головой, словно раскаивался в смертных грехах. – Возможно, это не совсем тактично, но так выглядит более пристойно, нежели мы останавливали бы вас на улице.
– Это совсем не тактично. Это просто по-хамски. Как я понимаю, вы прибыли по делу, которое находится у меня в производстве, то есть по своей служебной либо своей личной причине. То есть это я был волен выбирать способ общения с вами. Еще более удивительно в этом свете выглядит ваша фраза о том, что меня кто-то останавливал бы на улице. Ладно, хватит рассыпаться в любезностях. Лично мне надоело быть хорошим парнем. Кто вы такие и что вам нужно?
Тот, что был без табельного оружия, вынул удостоверение и представился...
Наверное, я на самом деле устал. В противном случае я бы удивился, узнав, что понадобился сотрудникам российского отделения Международной полиции.
Глава 10
– Никто не знает, что мы в Тернове, – на всякий случай предупредил он меня.
«Никто не знает, что мы существуем», – послышалось мне. В силу реализации различных задач, поставленных перед ними государством, некоторые представители некоторых организаций полагают, что они засекречены до беспредела. Как-то мне пришлось побывать в нашей Терновской оперативной таможне. Народу на первом этаже, где был установлен телефон внутренней связи для вызова сотрудников, было великое множество. Я прикинул, что очереди ждать придется около четверти часа. Меня это не устраивало, я вынул сотовый и стал клацать кнопками. Мне позарез нужен был заместитель начальника.
Далее произошло неожиданное. Из-за стекла выбежал какой-то «кэп» в форме лесника и стал орать, как потерпевший. Из всех нечленораздельных звуков я вычленил лишь одно – пользоваться сотовым в таможне нельзя.
– Почему? – спросил я. – У вас здесь навигационная аппаратура, или кого-то оперируют в соседнем кабинете?
– Нельзя, – объяснил «кэп».
– Но почему?
– Нельзя, – еще более тихим и загадочным голосом произнес он. Он сам не знал, почему нельзя. Просто некоторые ведомства сами для себя придумывают страшные правила, засекречивая свою работу. Чем бесполезней организация, тем больше в ней секретов. Раскрываемость преступлений в таможенной сфере – одно преступление в год на троих. А гонора, как сказал бы Шариков, как у комиссарши.
Так и здесь. Сотрудник Интерпола смотрел на меня, как сквозь линзу увеличительного стекла, пытаясь найти внутри моего организма хотя бы один атом понимания.
– Я уважаю чужие тайны, – на всякий случай сказал я и с самым секретным в мире лицом наклонился над вазой с виноградом. – От меня-то что нужно?
– Мы хотим, чтобы вы никому не рассказывали, что мы были у вас, – наконец-то открыл рот «ведомый».
Я выпрямился и кинул в рот еще одну виноградину.
– Знаете, господа, я вам сейчас расскажу одну историю. Десять лет назад я работал следователем прокуратуры...
– Мы это знаем.
– Я знаю. Так вот, однажды ко мне подошел мой коллега, Мишка Мартынов, и сказал, что у другого нашего коллеги, Коли Маркова, на члене есть татуировка. Ему по пьяни ее накололи во время срочной службы сослуживцы. А Мише об этом по секрету поведал Витька Гончаров, тоже наш коллега. Так вот, тоже во время какой-то пьянки – кажется, на день прокуратуры – я за столом спросил Колю: «У тебя правда на члене есть глаза?» Тот развернулся с разъяренным лицом к другому нашему коллеге, Роману Выхрикову, и заорал: «Я тебя просил никому не рассказывать?» Вот такая история. Если бы вы ко мне не пришли сегодня, я бы даже не догадывался о вашем существовании.
– Мы пришли по государственному делу. – Мой рассказ старшему не понравился.
– А то! – Поедать виноград на голодный желудок вредно, но я никак не мог удержаться от этого лакомства в начале марта. – Господа, говорите, что вам нужно, и давайте прощаться. Мне все порядком надоело.
Понимая, что каши со мной не сварить и Международную полицию уважаю не больше, чем себя, старший перешел к делу. Вскоре мне все стало ясно. Артем Малыгин, мой подсудимый, оказывается, очень важная фигура. За его деятельностью уже восемь месяцев внимательно следят в трех странах мира одновременно. В России, Латвии и Германии. Артем очень любит отмывать за рубежом деньги, которые он, на пару с папой, зарабатывает в России, продавая бездомным терновцам элитное жилье. Он, оказывается, утаивает налоги – кто бы мог подумать такое? – и покупает жилье за кордоном. Последнее известие меня шокировало мало, ибо я ни на йоту не сомневался в том, что сын уважаемого в городе человека не в состоянии строить особняки и покупать дорогие авто на зарплату Малыгина-старшего. Сам Артем Малыгин, если верить справке, предоставленной суду, работал одним из руководителей в папиной компании, с окладом в три тысячи рублей в месяц. Финансовым директором. Это означает, что ни одна бумажка, на которой нарисована какая-то сумма, не может быть материализована в наличные без визы папы или сына. Пожалуйста, еще одно семейство фокусников. Семену Матвеевичу, президенту строительной корпорации, ничего не стоит подтвердить, что Артем ежедневно ходит на работу и занимается зодчеством исключительно во славу родного города.
Де-юре Артем работал. Де-факто он в это время шел по пути шайтана. Об этом не знают в Тернове только несовершеннолетние дети.
Но меня напрягло в разговоре с этими сыщиками земного шара другое. Старший, ничтоже сумняшеся, попросил меня не назначать Малыгину наказание, связанное с лишением свободы. Он-де гораздо полезнее на свободе, и через него можно вскрыть целую сеть контрабандистов и отмывателей средств за рубежом.
– А там, кто знает, – добавил интерполовец, – может, и другая сеть потянется. У таких людей, как правило, односторонней направленности в зарабатывании преступного капитала не бывает.
Очередная виноградина застряла у меня в горле.
– Вы даете себе отчет в том, что просите? – Если быть откровенным, меня сейчас интересовал лишь ответ на этот вопрос.
Старший вздохнул.
– Видите ли, Антон Павлович... Преступные сообщества ставят нас в такое положение, что пресекать их деятельность, не нарушая кое-какие заповеди, совершенно невозможно. Они прогрессируют в своем стремлении скрыть следы, а законодательства остаются все теми же. Несовершенными. Если Малыгин окажется в зоне... Знаете, мне кажется, что он и до зоны не доедет. Его придушат еще в СИЗО или на этапе. Такие, как Малыгин Артем Семенович, нужны на свободе, со своими связями и возможностями. Но, едва они оказываются в местах лишения свободы, они сразу становятся опасны для тех, кому были полезны вне их стен. Своим приговором вы уничтожите всю нашу восьмимесячную работу и уничтожите Малыгина. В этом случае он не жилец.