Жестокий наезд
Шрифт:
Но сейчас в зале пахло лишь лосьоном после бритья «Олд Спайс». Я хорошо его знаю, потому что пользуюсь им сам. Однако известно, что свой парфюм услышать невозможно. Может пахнуть лишь чужой. Впрочем, можно было и не размышлять об этом. Я знаю еще одного человека, кто любит «Олд Спайс» марки «Лагуна». И этот человек сейчас сидит прямо передо мной.
Он оставался в зале все то время, пока я отходил после приговора, пока Пермяков арестовывал Малыгина, пока я одевался...
Измайлов сидел в первом ряду на том же самом месте, на котором слушал мой приговор.
– Прокатимся?
Я пожал
– Почему нет? Поехали.
Глава 8
Никогда в жизни не ездил на таких лимузинах. Думал, что это привилегия лишь отдельных людей в Москве. Но, оказывается, и в Тернове есть господа, достойные перемещения на таком виде транспорта. А что поделать? Игровой бизнес – это шоу, где необходимо держать марку независимо от того, в каком населенном пункте страны расположены твои казино и боулинг.
Только я-то тут при чем? Удел судей – ездить на автобусах, маршрутных такси и, в крайнем случае – в «Волге» председателя суда, если вдруг им оказалось по пути. С Новицким у меня по пути не получалось ни разу, с Николаевым пока – тоже. И теперь вот так, без подготовки, после рабочего дня и сразу – в лимузин?
Он такой емкий, что в нем, кроме меня и Альберта Андреевича, запросто умещаются водитель и трое огромных мутантов. Чересчур большая свита для интимного разговора. Глядя в их лица, я чувствую, как на меня наваливается тихая грусть. Грустно потому, что не знаю, куда меня везут. Зачем везут – я знаю, а вот куда – нет. Эта идея – Альберта Андреевича.
Мы сидим друг против друга, на широких кожаных сиденьях, его охранное стадо – во всех свободных уголках машины, а под ногами, сиротливо брошенный, лежит большой пакет. В нем что-то беспрестанно звякает, булькает и перекатывается.
За окнами потянулись стройные ряды загородной лесополосы. Если свернем налево, сразу после нее окажемся на берегу Терновки. Там есть множество уютных мест для того, чтобы посидеть за рюмкой содержимого тех бутылок, что бренчат под ногами на каждой кочке. Если же свернем направо, то дорога приведет это чудо техники на те самые дачи. Где мы уже однажды побывали вместе с Измайловым. Водитель за тонированной стеклянной перегородкой сбрасывает скорость, и я наклоняюсь к стеклу, чтобы угадать направление дальнейшего движения.
– К речке едем, – поясняет, не поворачивая ко мне головы, Измайлов.
К речке так к речке. На таком транспорте десять лишних километров – не в тягость.
А вот и берег. У самой кручи стоят еще двое молодых людей. Поскольку они не выказывают никакого удивления по факту прибытия сухопутной баржи, я предполагаю, что это еще двое из штата Измайлова. Вглядываюсь в их лица. В отличие от тех, что сидят в машине, они не навевают на меня смешных воспоминаний. Значит, я их не знаю. Впрочем, что в этом удивительного? Я не обязан знать каждого отморозка, подчиненного Альберту Андреевичу. Его самого я считаю человеком слова и человеком, умеющим быть благодарным. Но в силу особенностей своей деятельности этот человек просто обязан окружать себя отморозками и недоумками.
Один из двоих дожидавшихся активно махал каким-то помелом над мангалом, а второй раздвигал ножки у туристического столика. Я знаю эти столики. В России их выпускают лишь на одном предприятии – «СТМ – ЗИЛЬМАНН». Как-то раз у меня было большое дело по этому заводу. Именно поэтому я теперь всегда буду помнить и площадь этих столиков, и количество краски, уходящее на его покраску, и состав самого пластика.
Те охранники, что были в лимузине, уже давно выскочили вон, прихватив из-под моих ног пакет.
– Пусть столик накроют, – успокоил меня Измайлов. – Потом и мы присоединимся.
Сейчас все идет не по плану Альберта Андреевича. Все идет вопреки его желаниям, поэтому я восхищаюсь его способностью сохранять хорошую мину при плохой игре. Здесь планировался праздник, а на поверку, придется отмечать...
А что сейчас придется отмечать? Я даже затрудняюсь предположить. Все зависит от хозяина стола. Не исключена возможность, что вместо псалма во здравие пара монахов из службы охраны Измайлова споет за упокой.
– Странная история вышла, – вдруг заговорил Измайлов. Он растягивал слова, словно старался выиграть время для построения следующей фразы. – Когда я сидел на ваших процессах, мне хотелось отдать все, чтобы судья осудил человека, убившего моего сына, по максимуму. А это десять лет, если я не ошибаюсь. Обычно я интересуюсь лишь той частью Уголовного кодекса, которая прямо или косвенно касается моего бизнеса. Но пришло время, и мне пришлось изучить статью, о существовании которой я и не предполагал. Когда я ее изучил, меня едва не перекосило. В ней не говорится ни слова об убийстве. Человека, по сути, убили, а преступнику вменяется лишь нарушение правил управления транспортным средством.
– Неправда, – возразил я. – Там есть указание на то, какие санкции грозят человеку, причинившему смерть.
– Бросьте!.. – отрезал Измайлов. – Санкции... Последствия, повлекшие смерть. Что это за дрянь такая? «Последствия»! Убиты двое людей! И я возжелал кары. Что такое десять лет для негодяя, который выпил водки, наплевал на всех, находящихся вокруг, и сел за руль?! Это самое настоящее убийство! И – десять лет?! Какая разница, как преступник умертвил двоих невинных?! И я возжелал кары. Но как добиться большего, если большего не дано законом?
Измайлов закурил, и я последовал его примеру.
– А потом смирился. Пусть десять. Но пусть – по максимуму. Я решал вопросы на всех уровнях. Ваш ушлый Лукин, ваш Николаев, прокуратура. И поверьте, Антон Павлович, я добился своего. Заплатив огромные деньги для того, чтобы состоялся законный приговор, я даже успокоился. Дело у вас должны были забрать и передать другому судье. Тому, с кем можно было бы порешать вопросы, откинув излишнюю щепетильность в обговаривании условий. По всей видимости, эти же вопросы решал не один я. Мне кажется, что этим случаем заинтересовались все службы рая и преисподней. Только одним хотелось, чтобы убийца избежал наказания, а другим, таким, как я, чтобы возмездие случилось. Очевидно, у меня был больший козырь, если фортуна обернулась ко мне лицом. Я перебил ставку, и Лукин почти сломался. Не понимаю, Антон Павлович, почему он так стремился к тому, чтобы приговор выносили именно вы. Но потом случилось неожиданное...