Жестокий роман. После
Шрифт:
Я знал, что выйду. Деталей пока не видел. Просто знал, что опять окажусь на свободе. Поскорее бы. Понимал, нужен план побега. Месяц? Два? Долго. Пара недель. Больше терпеть не готов.
Тогда я еще не представлял, как сильно ошибался. Не понимал, что впереди меня ждет три года долбаной тюряги.
А теперь я здесь. Опять с ней.
Вот моя Вика. Моя царица. Совсем близко. Голая. Мокрая. Все еще яростно пытается смыть мои прикосновения. И в этом есть гребаная ирония. Вот моя женщина. Так близко. Но по факту —
— Уйди, — бросает холодно.
Ничего не отвечаю.
— Хватит на меня пялиться.
Закрывает воду. Хватает полотенце с крючка. Заматывается. Смотрит на меня так, будто грохнуть готова. А я уже и боль не чувствую.
Шагаю вперед. К ней. Вплотную.
— Чего ты хочешь? — шипит.
— Выебать тебя.
Она отшатывается назад. Упирается в кафель. А я уже оказываюсь рядом. Она скрещивает руки на груди, крепче удерживая полотенце. А я накрываю ее руки ладонями.
Пульс у нее просто бешеный.
— Ненавижу тебя! — выпаливает.
— А звучит с любовью.
14
— Пошел ты к черту, — говорит Вика.
— Вместе пойдем, — обещаю ей. — Прямо сейчас.
Хотя мы уже там. Если это не ад, то я не знаю, что тогда. Горим так с нашей самой первой встречи. Гребаное проклятье. Как от него избавиться, если все по кайфу?
— Нет, — заявляет она. — Нет, Марат!
Но меня уже не остановить.
Пусть кричит. Пусть дергается. Пусть. Мне наплевать. Я не отпущу ее, пока не получу то, чего так долго ждал.
Прижимаю ее голое мокрое тело к холодному кафелю. Склоняюсь и губами горло накрываю. Жадно ловлю ее пульс. Впечатываю в себя. А потом ниже. По груди.
Блядь. И не скажешь, что рожала. Тело идеальное. Кожа нежная. Шелковистая. Разве только лучше стала. Сука. Моя царица. Только пробую ее на вкус — и уже как пьяный становлюсь. Все мои звери из клетки на волю рвутся.
Прихватываю зубами сосок. Слегка. Без боли. Не кусаю. Просто дразню. А она вскрикивает. Накрывает мой затылок ладонями. Пробует оттянуть за волосы.
Зря. Неужели реально не понимает, что я не остановлюсь?
Накрываю ладонями ее бедра. Обвожу ягодицы. Каждый изгиб повторяю пальцами. Каждую линию прочерчиваю. Я это тело помню наизусть. Узнаю из тысячи. Просто по запаху. По вкусу. По трепету. По ощущению, которое внутри разливается всякий раз, когда эта ведьма рядом оказывается.
Тянет к ней. Тянет дико. Всегда.
— Пусти, — требует она. — Уйди.
Ну нет. Я только начал. Прокладываю дорогу по ее животу. Языком. Губами. Ладонью между ног накрываю. Зажимаю.
Моя ты. Только моя. Еще не поняла?
— Нет, нет, — бормочет. — Я не хочу.
Опять срываюсь на ласку. Изучаю ее пальцами. Прохожусь по влажным складкам. Задеваю те самые точки, которые отлично помню. Еще и еще,
Она напрягается. Сражается.
Я смотрю на нее. Жадно ловлю каждую эмоцию. Не прекращаю касаться ее ни на секунду.
Глаза прикрыты. Губы упрямо сжаты. Даже головой мотает, будто пробует отогнать ненужные чувства.
Нет, Вика. Нихуя у тебя не получится.
Я заставлю кончить. Силой. Я так просто свое не отдам. Верну тебя. Завоюю заново. Без вариантов. Ты создана быть моей.
— Ненавижу тебя, — шипит, раз за разом одно повторяет: — Ненавижу.
А мне плевать на ее слова. Тело говорит громче. Отзывается на каждое касание, на каждый толчок пальцев. Проникаю в нее. Ласкаю. Осторожно. Долго. Нежно. Свой собственный голод в узде держу. Жадно ловлю ее отклик. Эмоции выпиваю до дна. Каплю за каплей. Вбираю в себя.
Покрываю ее поцелуями. Прижимаюсь губами к шее. К ямке между ключицами. Прохожусь по плечам. Чуть прихватываю кожу зубами.
А потом ниже срываюсь. Опять по груди. Захватываю сосок. Втягиваю в рот. Потираю языком. И моя царица больше не может сдержать стон. Судорожно всхлипывает.
Ее тело напрягается. Выгибается под напором моих пальцев. Вибрирует будто струна. Отвечает на каждый мой жест. Инстинкт оживает. Бороться бесполезно. Хотя она пытается, отчаянно пробует отрицать очевидное.
Зажмуривается еще сильнее. Стискивает губы в одну упрямую линию.
А лоб покрывается испариной. Щеки краснеют. Отрываюсь от ее груди, только чтобы на лицо посмотреть.
Сучка. Упрямая сучка.
Мышцы сокращаются вокруг моих пальцев. Нервно, ритмично. Чувствую, как тягучая судорога сводит низ ее живота, а потом по телу пробегает мелкая дрожь.
Она кусает нижнюю губу. До крови. Только бы не кричать.
А я продолжаю ласкать ее. Не тороплюсь убирать руку.
Дрянь цепляется за мою кисть, пробуют отодвинуть, но я перехватываю тонкие запястья одной ладонью, вбиваю в кафель.
Одного оргазма мало. Для начала неплохо. Да. Только я хочу больше. Я блять гораздо больше хочу. Натянуть ее на член. По-настоящему. Засадить так, чтобы орала, билась подо мной, расцарапала мою спину. Хочу трахать сучку до умопомрачения. До полного затмения разума. Но для этого еще рано. Пока придется довольствоваться малым.
Я вырываю из ее тела второй оргазм. Остро. Быстро. На грани. Ее будто лихорадит в моих руках.
Напряжение резко спадает. Тело обмякает. Мышцы расслабляются.
Она даже разрешает себе простонать в голос.
Но эта слабость быстро проходит.
— Ублюдок, — выпаливает глухо.
Открывает глаза. Взглядом прикладывает. Столько чувств там намешано, что сразу и не разобрать. Гнев. Ярость. Но это на поверхности. А глубже совсем другое. За это и цепляюсь.
— Пусти, — бормочет. — Убери свои проклятые руки.