Жестокий шторм
Шрифт:
Они хлебали обжигающую небо водицу, слабо пахнущую жиром и лавровым листом, потом выпили по кружке кипятку, слегка забеленного сгущенным молоком. У них оставалось всего три баночки молока, старшина берег его на крайний случай, сегодня же он разрешил отметить «новую эру» в плавании.
После завтрака Горшков действительно разыскал под настилом еще две банки тушенки и баночку сгущенного молока.
— Ну что я говорил? А? Везет нам, ребята, — просиял старшина. — Держи, Алеха! Да смотри не сыграй с консервами за борт. Нет, все три не бери. Переноси по одной в кубрик, а предварительно отчисть с них ржавчину, потом смажь тавотом. А мы с Петрасом займемся приборкой, доведем наш корабль до умопомрачительного блеска. Сперва отольем водичку. Что там с ручной помпой? — спросил он моториста, который уже возился с ней.
— Порядок. Сетку мусором забило. Уже пошла вода.
— Вот и прекрасно. Ты качай, а я буду ведерком отливать. Воды самая малость. Корпус у нас держит, это через люки набралось. Но сначала давай вытащим брезентовую емкость. Дыр в ней не так много. Вымоем, починим и приспособим под водяную цистерну. Ну, давайте общими силами. Вот так, взяли!
Разглядывая бесформенную груду мокрого брезента, Асхатов говорил:
— Помните, как вы на меня взъелись, когда я велел эту килу перенести на корабль? Рыбаки ее бросили за ненадобностью, а скорее всего из-за разгильдяйства. Мне давно хотелось насолить рыбки для всего нашего подразделения. Но о рыбе теперь другой разговор, много ее в океане, да поймать нелегко. Рыба больше у берегов на шельфе кормится. Здесь же разве заблудшая акула встретится или косячок тунцов. Да нам и акула — божий дар. Готовь, Петрас, снасть. Моток капроновой лески у нас есть да линь порядочный. Крючки тоже должны быть?
— Есть и крючки, — сказал Петрас, налегая на рычаг ручной помпы. — Акулу бы неплохо подцепить.
— Что-то акул не видно, — вздохнул Горшков.
— Увидишь еще. Ну, давайте брезент за бортом прополощем.
Они проработали весь день. Починили брезентовую емкость и установили ее в трюме. После обеда долго возились с плавучим якорем: его весь измочалили волны, на новый якорь пошла часть брезента с той же емкости.
— Парус бы нам, — сказал Петрас.
Втроем они стояли на палубе впереди рубки, довольные, что выполнили все, что наметили на сегодня. Старшина ответил мотористу с долей горечи:
— Парус, говоришь? А на чем его поднимать? Нашу-то мачту давным-давно снесло.
— Я в порядке мечты, товарищ старшина.
— Эти мечты, Петрас, душу мне переворачивают. Думаешь, и я о парусе не думал? Да если бы нам парус да попутный ветер, то мы бы живо домой повернули. И глядишь, через неделю добрались до Японии, а там…
Горшков неожиданно расхохотался. Старшина и моторист с удивлением посмотрели на него. Горшков сказал, виновато улыбаясь:
— Я подумал: вот мы маялись, брезент латали, установили водяную цистерну, а вдруг дождя и не будет?
Асхатов подмигнул Петрасу:
— Это хорошо, когда бодрость духа не пропала. С такой командой можно океан переплыть и, чем черт не шутит, какой-нибудь необитаемый остров открыть. — Он посмотрел на небо. — Нет, дождь будет. Как бы опять шторм нас не прихватил. Облака мне не нравятся. Видите, как их по небу размазало? Там вверху ветрище страшной силы…
Ночь прошла спокойно, но к утру опять стал крепчать северный ветер. Утихший было океан помрачнел. Волны покрылись мраморными разводами пены. Старшина Асхатов и матрос Горшков снова поселились в рубке. Вдвоем было веселее, особенно по ночам. Петрас находился в худшем положении: он один нес в машине круглосуточную вахту. И хотя он и говорил, что вволю высыпается у своих моторов, стоило лишь старшине сказать в переговорную трубу: «В машине!» — как тотчас же слышалось в ответ: «Есть, в машине!»
Стояла черная, беспросветная тьма. Моросил мелкий холодный дождь, высокая зыбь катилась с северо-запада. Новый шторм, пробушевав двое суток, умчался к югу. Океан застлал тяжелый, непроницаемый туман. Иногда в небе проклевывался оранжевый диск солнца и тотчас скрывался в рыхлой, мглистой массе тумана.
Весь экипаж собрался в рубке. Старшина Асхатов курил, стоя у штурвала, Горшков и Петрас Авижус сидели на палубе. Хотя было чуть за полдень, в рубке было сумрачно. Старшине не давала покоя мысль о парусе. Подходящий брезент хранился у него в небольшом трюмном отсеке, который он называл подшкиперской, не на чем только было поднять парус, не было мачты.
Петрас сказал:
— У нас остался только один багор, второй смыло, на двух можно было бы укрепить парус.
Старшина вздохнул:
— Где их возьмешь, твои багры? Все же, моряки, не будем раскисать, пока все идет вполне прилично. Течение нас несет себе помаленьку наперерез пароходным линиям. Так не бывает, чтобы в наш век, да на таком участке движения, нам никто не встретился.
Горшков спросил:
— Только два багра — и мы поставили бы парус?
Старшина повел плечом:
— Ну конечно, еще какой! Взяли бы на растяжки, брезента у нас двенадцать квадратных метров. Пожалуй, даже немного великоват для нашего паруса. Конечно, быстроходный клипер из нас не получился бы, все же узла на два-три хода прибавили.
— Только и всего? — усмехнулся Горшков.
— А тебе этого мало? — удивился старшина. — Да ты усекаешь, что мы тогда освободились бы от плавучего якоря, смогли управляться, идти по нужному курсу! Ах, Алексей, морской ты человек, а не соображаешь, что к чему.
— Я-то соображаю. Только обидно, что даже под парусом будем ползти как черепаха.
— Обиду оставь при себе. И в другой раз корабельный инвентарь крепи по-настоящему. По твоей вине отпорный крюк утопили.
— При чем тут я? Вы же знаете, что я спал после вахты, товарищ старшина…
— Ну ладно, Алексей. Не будем…
— Не будем, товарищ старшина.
Это была первая размолвка, вызванная многодневным напряжением и усталостью.
Петрас примирительным тоном спросил:
— Все же куда нас вынесет, если ветер будет дуть с северо-запада или прямо с запада? В какую-нибудь водяную пустыню?
— Да, земли там не густо до самой Канады и Северной Америки, но наш курс сейчас изменился круто к зюйду, похоже, несет нас к Филиппинским островам, а может, даже в Полинезию.
— Так далеко? — удивился Горшков.
— Да, не близко, но выбора у нас пока нет.
— Понимаю, — сказал Горшков, — но допустим, мы возьмем курс к Америке, то сколько же надо дней, чтобы добраться до нее?
— Много, Алеша. Но об Америке нам и толковать нечего, так как, видишь, нас тащит на юг. Если же будем двигаться все в этом направлении, то в конце концов наткнемся на какой-нибудь коралловый остров, а скорее всего встретим чье-нибудь судно. Здесь торный путь на Гавайские острова, в американские порты, в Японию и к нашим берегам. Как видишь, Алексей, дела наши не так уж плохи.